Митрополит Анастасий

— Доклад Е. Махароблидзе

Печатный доклад был читан мною в многолюдном собрании Ландсхутской Церковной Общины по случаю 50-ти летия служения Митрополита АНАСТАСИЯ в священном сане, исполнившегося в 1948 г. Ныне посвящаю этот доклад 50-ти летию его Святительского служения. 

("Церковные Ведомости", Мюнхен, 7, 8, 9 — 1956)

Есть личности исторические, да и среди рядовых иногда бывают, характеристику которых трудно втиснуть в обычные рамки описания их. В особенности, когда касаешься их высших духовных ценностей, трудно подбирать в обыденном лексиконе подходящую терминологию. Для них нужен особый вдохновенный язык, особый пафос, чтобы представить их цельность. Об них нельзя ограничиться простой прозой. В ней рельефность их ценностей и качеств, их значение только бледнеет.

К таким личностям принадлежит и Кириарх — Глава нашей Зарубежной Церкви, Высокопреосвященнейший Митрополит Кир — Анастасий, которому посвящаем нынешнее собрание наше по случаю 50-ти летнего юбилея его священнослужения Церкви Божией.

Приемлю на себя смелость слабым языком своим хотя бы кратко объять широкую церковно-просветительскую и общественно-государственную деятельность этого великого кормчего нашего церковного корабля.

Еще будучи студентом Петербургского университета я много слышал о новохиротонисанном Еп. Серпуховском Анастасии. В мои приезды в Москву мне не удавалось видеть его и впервые я удостоился лицезреть его в Холме в сент. 1914 г., куда я был командирован по делам службы их Ставки Верх. Главнокомандующего. Владыка совершал Божественную Литургию в день Рождества Пресвят. Богородицы в своем кафедральном соборе. После богослужения я представился Его Преосвященству.

Молодой иерарх — тогда ему был всего 41 год, произвел на меня сильное впечатление. Смиренный, в высшей степени деликатный, скромный и благостный в обращении, благоговейно-проникновенный в молитве, он очень импонировал, вызывая к себе особое тяготение, благоговейную симпатию. Холмская паства любила его, чтила и уважала, заполняя храмы до отказа во время его служений. Но и сам Владыка носил свою паству в сердце своем, непрестанно помышляя о ней и духовно окормляя её.

Во время войны, находясь со своей епархией почти на фронте, он простирает свое архипастырское попечение и на армию. Мужественным посещением фронта, вдохновенным словом и проникновенной молитвой подвигает ратников на бранные подвиги за Веру, Царя и Отечество. А когда ему пришлось перейти на Бессарабско-Кишиневскую кафедру, он в заботах о нуждах воинов призвал свою новую паству к жертвенности для них. До 10 вагонов, нагруженных прекрасным бессарабским вином, табаком, бельем, теплыми вещами, медикаментами, перевязочными средствами, сладостями, галетами, сахаром, почтовой бумагой с конвертами, карандашами и проч., собранными Владыкой Анастасием, прошло через наше управление воен. и морск. духовенством в Ставке. И откликом на это были трогательные письма ему с искренней благодарностью от солдат и офицеров.

Строго соблюдая чистоту православия, Владыка Анастасий не только терпимо относился к инославным и иноверцам, но и проявлял к ним явное доброжелательство и заботы в должных случаях, хотя многие из них не всегда бывали лояльны к православию. Когда холмская епархия очутилась под ударами врага, была образована особая специальная комиссия для проведения эвакуации правительственных и церковных учреждений, а также населения. У некоторых членов этой комиссии была неверная тенденция — эвакуационную помощь распространить только на русских православных. Владыка Анастасий, принявший участие в этой комиссии, решительно осудил эту тенденцию и потребовал чтобы всесторонняя эвакуационная помощь была оказана всем без различия национальности и вероисповедания. Митрополит Анастасий благоговейно относится к архиерейскому чину и ставит его высоко на вершину. "Всякий вновь поставленный епископ — внушает Владыка Анастасий вновь хиротонисуемым архиереям, — есть прежде всего, новый светоч, хранитель и защитник православного вероисповедания, воздвигаемый на свешнице Церкви. Поэтому день его посвящение есть день радости и торжества для самой церкви. Он остается, — продолжает свое поучение Владыка, — всегда на высоте своего епископского достоинства во всей своей жизни, и это придает новую силу слову. Он являет себя святителем Божиим не только тогда, когда, как Первосвященник, облаченный во все благолепие архиерейского сана и как бы превознесенный над всем миром предстоит пред Престолом благодати, принося великую жертву о себе и людях всех, но и остается им и по выходе из храма, когда входит в среду других людей и соединяется с ними.

И сам Владыка Анастасий, согласно этому своему поучению, когда снимает с себя величественные архиерейские одежды, никогда не разоблачается от своего высокого сана, в который облечен в день своего поставления. Он отражается в каждом его слове, в каждом движении, в каждом действии. Его не смешаешь ни с кем другим, он отличен не только по одежде, но и по высоте и по величию духа, подобно тому, как людей царской крови узнают по благородству их внешнего и еще более внутреннего облика.

Владыка Анастасий высоко ценил и чтил покойного Митрополита Московского Филарета и был под обаянием филаретовского направления, которое долгое время ощущалось в Москве. Коснусь поэтому в двух словах и этого великого иерарха, который 46 лет святительствовал в Москве. Безупречный в личной жизни, строгий в подвижничестве, аскет, любящий науку, изнуряющий себя в трудолюбии, безграничный в терпении, отлично знающий быт и жизнь духовенства и русского народа, митрополит Филарет высоко держал престиж церковной иерархической власти, никому не позволял ущемлять её. Укажу характерный случай его твердости воли и смелости дерзания пред царем.

Император Николай I, как самодержец и председатель Св. Правительствующего Синода, однажды вмешался в чисто канонический вопрос иерархической власти. Первенствующий член Синода Владыка Филарет, не приняв к исполнению царского решения, испросил аудиенцию у Царя и, явившись к нему, доложил Его Величеству, что Царь означенным распоряжением своим воспринял на себя его митрополичьи права и положил у ног Его свой митрополичий клобук. Император смутился, на мгновение задумался, но сейчас же поднял клобук и надел его на митрополита, сказав: "мое решение отменяется, поступите по канону".

Это тот митрополит Филарет, который на холодные скептические, безнравственные стихи Пушкина:

"Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь зачем ты мне дана,

И какою волей тайной,

Ты на казнь обречена?

Кто меня жестокой властью

Из ничтожества воззвал

Душу мне наполнил страстью

Ум сомнением взволновал?

Цели нет передо мною

Сердце пусто, празднен ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум".

Он, Владыка Филарет, ответил Пушкину мягким архипастырским внушением, поправил его стихи, указав в следующих стихах смысл жизни — Божьего дара.

"Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога мне дана,

Не без Бога воли тайной

И на казнь обречена.

Сам я своенравной властью

Зло из темных бездн воззвал...

Душу сам наполнил страстью

Ум сомнением взволновал".

Вот эта высокая личность митрополита Филарета является идеалом Владыки Анастасия, у которого сборник с мудрыми резолюциями его служит настольно-руководственной книгой. И в своей жизни Владыка Анастасий, подражая ему, старается являть себя по слову Ап, Павла "непорочным, как Божий домостроитель, не дерзким, не гневливым, не пьяницей, не бийцей, не корыстолюбцем, он страннолюбив, любящий добро, целомудрен, справедлив, благочестив, тих, милостив, незлобив, приветлив ко всем, учителен, воздержан, держащийся здравого слова, согласного с ученьем, чтобы быть силен и направлять в здравом учении и противящихся обличать (Тит 1.79; Тим 3.3). Он хранит образ Христов в чистоте правды Божьей и являет его поколебленной, суетной и неустойчивой правде мира; "Он идет прямой царской дорогой, не уклоняясь, по слову Св. Богослова, ни вправо, ни влево. Он гневается, не гневаясь, наказывает и обличает не раздражаясь", а это свойство более Божественной, не человеческой природы, как говорит блаженный Августин.

"Он готов идти, и идя по пути Христову, увлекает за собой и других и стал потому вечной похвалой и украшением Церкви".

В совершении Богослужений Митрополит Анастасий являет себя истым Первосвященником и молитвенником. Стоя в Алтаре за Всенощной, он весь уходит в благоговейное внимание, весь в молитву, подготовляя себя к совершению на другой день Св. Евхаристии. В это время его нельзя отвлекать личными обращениями к нему и разговорами в алтаре. Там должна царить тишина, ничем не нарушаемая, чтобы не смущать его молитвенного углубления. Когда он совершает Божественную Литургию, в особенности, когда протекает Евхаристический канон, чувствуется около него веяние Божественной благодати, всеми ощущается присутствия Неба.

Митрополит Анастасий глубоко переживал возникшую в 1926 г. церковную смуту в нашем зарубежье, принимая все возможные меры, чтобы утишить и умирить её. Эту смуту породил 1922 г. когда св. Тихон, Патриарх Московский и всея России, под давлением советской власти, закрыл В.Р.Ц. Управление заграницей, а иерархи, входящие в него, предавались суду церковному за якобы "политические выступления от имени церкви". Этим указом были все так ошеломлены, что трудно даже сказать. Даже сам митрополит Евлогий, которому передавалась власть, заинтересованный в нем более других, писал тогда главе Зарубежной Церкви митрополиту Антонию: "Указ этот поразил меня неожиданностью и прямо ошеломляет представлением той страшной смуты, которую он может внести в нашу церковную жизнь. Несомненно, он дан был под давлением большевиков".

19 авг. ст.ст.(2 сент.) 1922 г. в Срем. Карловцах (Югославия) состоялся Собор Архиереев Заруб. Церкви. Заседание происходило в соединенном присутствии с Высш. Церковным Управлением, в состав которого входили кроме иерархов, и пресвитеры с мирянами. На этом заседании митрополит Анастасий, тогда Архиепископ, не присутствовал, он задержался по независимым от него обстоятельствам в Константинополе и прибыл лишь на следующий день.

Собор с достаточной мотивировкой абсолютным большинством голосов постановил не подчиняться указу Патриарха Тихона и оставить В.Ц. Управлние в прежнем его составе. С этим решением не согласились митрополит Евлогий и Епископ Вениамин, впоследствии Московский патриарший Экзарх в Америке. Члены В.Ц. Управления из пресвитеров и мирян разъехались. Но среди иерархов осталось какое-то недовольство, чего-то недоконченного, неясного. На другой день состоялся Собор исключительно из иерархов, с участием Владыки Анастасия. Я имел честь быть секретарем обоих этих Соборов. Владыка Анастасий, ознакомившись детально с патриаршим указом, с мнением иерархов и моим подробным докладом по содержанию указа, в пространном убедительном слове на Соборе, высказал свое мнение к подчинению указу Патриарха в смысле упразднения В.Ц. Управления в его тогдашнем составе, но в виду последовавшего в мае того же года ареста Св. Тихона и нарушения деятельности Всероссийских высших церковных органов и в целях сохранения правопреемственности высшей церковной власти, архиеп. Анастасий разделил мысль о необходимости образования В.Ц. Органа исключительно из иерархов, с непременным участием в нем митрополита Евлогия. Архиерейский Собор принял мнение Владыки Анастасия, отменил предыдущее постановление, образовал, на основании распоряжения Всерос. Церк. Власти, от 7 ноября 1920 г. № 362, Временный Архиерейский Синод, который по выработанному Митроп. Евлогием в 1923 г. положению переименован в постоянный Синод, существующий и ныне.

Руководящую роль в организации Заруб. Церк. Центра сыграл именно Владыка Анастасий. И благодаря этому, деятельность Заруб. Церк. Центра протекала в мире до 1926 г. Иначе смута началась бы уже в 1922 г. если бы сохранили В.Ц. Управление в прежнем его составе, с чем Митроп. Евлогий не был согласен и только в 1926 г. он под внешним давлением изменил свою позицию. И когда началась смута, достигшая в 1927-1928 г. своего апогея, Владыка Анастасий принимал все меры к её прекращению, увещевая митроп. Евлогия вернуться к единству с собратьями. Для этого он специально приезжал к нему в Париж из далекой Палестины и писал ему трогательные, убедительные письма.

В одном из своих ответных писем Митроп. Евлогию занявшем около 20 страниц, Владыка Анастасий старается доказать, что не всякий подвизающийся воин "увенчивается" и что любовь, мир и единство церкви выше той формальной правды, на которой он пытается утвердиться, хотя он должен еще доказать, что последняя на его стороне, а не на стороне стоящих против него 30 епископов. А в другом он пишет митроп. Евлогию: "Я на Вашем месте не решился бы думать, что Св. Патриарх Тихон только Вам одному оказал полноту доверия и снял ответственность за зарубежную церковь с остальных епископов".

Но все это было тщетно, Митроп. Евлогий не поддавался увещаниям и свою жизнь закончил подчинением Москве. А Владыка Анастасий спас Зарубежную Церковь от этого искушения, продолжая линию покойного Митроп. Антония и высказанную им, Владыкой Анастасием, на соборе 1922 г. Прошедшие, после войны церковные события, показали, что указанная линия правильно была взята.

В 1943 г. когда Сталин провозгласил Митроп. Сергия Патриархом Московским и вся Руси, совещание архиереев, состоявшееся 13/26 октября в Вене, под председательством Митроп. Анастасия, признало "избрание" Митроп. Сергия на престол Патриарха Московского и всея Руси актом не только неканоническим, но и не церковным, а политическим, вызванным интересами советской партийной коммунистической власти и ее возглавителя-диктатора Сталина, переживавших тогда тяжелый кризис во время войны и нуждавшихся в помощи ненавистной им и еще недавно явно гонимой Православной церкви.

Митроп. Анастасий отказавшись и ныне от мира с церковной Москвой, своим прозорливо духовным оком интуитивно ощутил, что не всяким миром можно дорожить, ибо, как говорит св. Григорий Богослов, "есть прекрасное разногласие и самое пагубное единение".

Блюдя священные каноны — эти незыблемые основы церковного домостроительства — Архиеп. Анастасий в 1923 г. от имени Русской Православной Церкви защищает чистоту Православия и канонические устои на созванном в Константинополе Вселенским Патриархом Всеправославном Конгрессе, на котором витал дух обновленчества и реформации.

Он строг и к лицам, нарушающим священ. каноны независимо от их иерархического ранга. Когда член Синода Архиеп. Гермоген, живший в Хорватии во время оккупации Германской Армией Югославии, по приглашению хорватского Правительства вторгся во внутренние дела Сербской Пр. Церкви и занял живую загребскую архиерейскую кафедру, сербский митрополит, который был хорватами избит и выслан в Белград, Митрополит Анастасий отдал Архиепископа Гермогена суду Архиерейского Синода, который под председательством Владыки Анастасия, немедленно запретил Архиеп. Гермогена в священнослужении и объявил его под судом церковным, исключив его из состава синодальных членов. И об этом решении Митроп. Анастасий публично объявил, не боясь немецкой власти, поддерживающей отделение Хорватской Церкви от Сербской. Наименовавший же себя митрополитом Гермоген, за тяжкий грех — страшный антиканонический поступок понес возмездие: он был повешен партизанами Тито в Белграде.

Владыка дерзновенно борется с разрушителями церк.-канонического единства за рубежом, с Москвой и лже-братией, один из которых позволил себе предложить Владыке Анастасию уйти на покой, чтобы из Америки самому возглавить церковное зарубежье, авансом чего он похитил Японскую кафедру и простер руку на Аргентину, подвергая его лжеобвинению. Я уже не говорю о той травли и ругани, которым подвергался и ныне подвергается Митрополит Анастасий в советской зарубежной прессе в Европе, Америке и Азии, смиренно перенося эти удары, обращаясь ими в исповедника веры.

Являя себя как Пастырь пастырей образом для них, Митроп. Анастасий составил ценный труд: "мысли о пастырстве", включенный в свой пастырский дневник.

Трудно передать на словах в кратком докладе эти прекрасные одухотворенные мысли. Их надо проникновенно прочесть. Но скажу одно. Красной нитью проходит в них указание, что пастырство — тяжелый крест, путь пастырей тернист и церковь всегда подвергается вражеским нападениям. "Гонения со стороны злых и нечестивых людей, говорит Владыко, это обычный удел всех верных свидетелей Божиих. Не только древние пророки скитались в пустынях и пропастях земных, отвергнутые всеми, гонимые скорбящие, озлобленные, не только самовидцы и слуги Слова ходили, как овцы посреди волков, и не один Апостол языков боролся со зверьми. Каждый пастырь Церкви похож на война, находящегося на поле брани: созидая одной рукой стены града Божия, другой подобно древним иудеям, возвратившихся из Вавилонского плена, он должен отражать нападающих". "Клевета, насмешки, зависть, все отравленные стрелы человеческой злобы обращаются иногда против него и он, как передовой борец в воинстве Христовом, не должен страшиться этих нападений, но мужественно противостоять им, облеченный во вся оружия Божия. Его долг принимать удары, не только направленные на него самого, но и на врученное ему стадо, если он не хочет уподобиться "псам немым, не умеющим лаять", которых осуждает пророк (Ис. 56, 9-10). Эти удары устремляются на него справа и слева: он терпит не только от врагов — особенно от убежденных противников церкви, но и от друзей и сродников".

Так описывает митрополит Анастасий общий удел священства. Но его прозорливый дух еще при наречении во епископа предвидел те страшные гонения на церковь, религию и духовенство, свидетелями коих мы были и ныне являемся.

В 1906 г. 28 июня накануне хиротонии во Епископа митрополит Анастасий в своем слове при наречении сказал: "Да, время гонений для служителей церкви не миновало; пастыри Христова стада всегда были, как овцы посреди волков, а теперь, быть может, наступают такие дни, когда мы снова увидим обиды, угрозы, разграбления и описание имений, храмы обагренные кровью и из храмов соделавшиеся кладбища, и даже, быть может всенародное заклание пресвитеров и епископов (Григ. Богосл. Т. IV, стр. 46), какое видел некогда св. Григорий Богослов".

Митроп. Анастасий верный патриот в правильном смысле слова. В своих посланиях он скобит, когда видит, что Русские люди отходят от исторического пути России. "За отступление от этого пути, пишет он в 1938 г., мы заплатили нынешними унижениями и скитаниями. Он видит "в Носителе и Хранителе царственного первородства историческую свещу, с которой русские люди, в разсеянии сущии, чают при помощи Божией войти в освобожденную русскую землю, где эта свеча будет снова водружена на Всероссийской свещнице, чтобы ярко светить не только всем иже в храмине суть но и пред лицом всего мира".

В 1939 г. когда над миром нависли грозные тучи и разные народы стали посматривать на наш Восток, и иные заговорили даже о его разделе, владыка Анастасий в своем послании оттеняет: "сколько бы другие народы не пренебрегали нашим отечеством, как "разбитым сосудом", они должны были в последнее время снова вспомнить о России, убедившись, что многомиллионный русский народ не умершлен своим двадцатилетним испытанием, но таит в себе неиждивимую силу жизни и, искушенный по всяческим, может дать елея своего и другим нациям, более счастливым в своей исторической судьбе, надо только, чтобы он сбросил с себя столь ненавистное для него большевитское иго, и тогда снова забьют могучим ключом подавленные ныне творческие силы Русской Земли. Никто не знает, говорит Владыка, какие именно пути избавления уготованы Промыслом нашей страждущей Родине: возстанет ли наш народ при помощи Божией сам из нынешнего униженного бедственного состояния или помогут ему подняться какие-либо благожелательные руки, которые он благословит за эту братскую услугу, но несомненно только одно, что он хотел бы и впредь остаться тем, чем он был в течении своей тысячелетней истории, т.е. не только независимым и свободным, но и целостным и единым, утверждающим свое бытие на исконных русских православных началах, на основе древней св. Руси. Мы живем в такое время, когда врагами человеку являются домашние его, когда судьбы нашей родины дерзают решать люди, которые и вышли от нас, но не были наши (Ин 2.19). Несмотря на свое великодушие и незлобие, Русский народ не может примириться со своим ущербленным существованием, как всякая другая нация, которая насильственно отстраняется от своего провиденциального призвания, указанного свыше".

"Мог бы русский народ, взывает Владыка, безболезненно пережить отделение от него его органических частей, особенно такой богатой поэтической жемчужины русской земли, как Украина, которая и получила такое наименование, что считалась издавна окраиной Русского государства, никогда не имевшей независимой самодовлеющей государственной организации".

"Отделенная временно татарским нашествием от коренной России, Украина, или, вернее Малороссия, как именовалась она в древнейшие времена, однако не могла не возвратиться потом в лоно своей матери, с которой не переставала чувствовать свою кровную и вместе религиозную и национальную связь. Исторические слова Богдана Хмельницкого: " едино мы тело с Православием Великой России, имеющее главу Иисуса Христа" и единодушный клич малорусского народа: "волим под царя Восточного, Православного" лучше всего определяют сознательное добровольное тяготение Малороссии к Великой России".

"В течение последних трех веков эта связь, утверждает Владыка, снова окрепла и сделалась поистине нерасторжимой. Малороссия так крепко скреплена со всею Русью, что разъединить их значило бы нанести тяжелые раны обеим. Кто из русских православных людей мог бы представить себе ныне свою отчизну без Киева — Матери городов Русских, откуда пошла Русская Земля, где русский народ просвещен был св. крещением, в котором он издавна привык видеть как бы свой родной Сион, куда устремлялись ежегодно десятки тысяч поклонников, не только из центральной России, но и из северных областей и из отдаленных широких просторов Сибири".

"Русский народ не остался бы безмолвным перед лицом совершенного над ним нового насилия. Он вынужден был бы вновь взяться за оружие, чтобы возвратить себе свое вековое, законное и жизненно необходимое для него достояние".

"Ничто не нужно в такой степени для нас ныне перед лицом грядущих решительных событий, обращается он к русскому народу, как тесное объединение всех наших национальных сил, сосредоточенных на одной священной миссии — низвержении большевизма и возрождении России. К этому не перестает нас звать наша Матерь-Церковь, исконная собирательница и печальница Русской Земли".

"Наступает время, предупреждает Владыка, решительной борьбы с коммунистическим злом во всем мире, которая не может не отразиться на судьбе нашего Отечества и каждого из нас в отдельности. В ожидании грядущих событий мы более, чем когда либо должны бдительно стоять на страже и собирать во едино все наши помыслы, чувства и стремления, сосредоточивая их на одном непреклонном решении, в одном священном обете: "Россия должна быть спасена".

"Сколько бы мы не жаждали скорейшего возрождения России, говорит Владыка Анастасий в своем послании 1940 г., мы не хотели бы видеть, что на месте св. Руси утвердилось царство Чингис-Хана или Тамерлана, из которых каждое, в известной степени, было выше и гуманнее безумной развращающей правительственной организации советов, или чтобы там создался просто трудовой муравейник, весь углубленный в землю и как бы сросшийся с нею. Мы желаем узреть нашу обновленную Родину не какой иной, как свободной, светлой, радостной, мирной, духовной, сильной Христовою правдой и любовью, возносящейся подобно лествице Иакова от земли к небесам, чтобы соединить их между собою".

Когда началась война против советов и Гитлер объявил сначала, что идет против сов. власти освободить русский народ и под этим девизом разрешил в Югославии организовать русский корпус, как воинскую часть, и некоторые высокие иерархи благословили этот поход, названный было Крестовым, в Белграде образовалась оппозиция против Владыки Анастасия, отказавшегося благословить этот поход.

Оппозиция поверила этому движению; пропаганда убеждала нас, отношение Гитлера к зарубежным русским до войны было прекрасное, он помог нам воздвигнуть в Берлине красивый собор, отпустив на это устройство авансом 45 тысяч РМ., и последовательно покрывал все расходы по его сооружению. И сам Митроп. Анастасий в своих посланиях 1939, 1940 и 1941 гг. уверенно оттенял, что бьет час освобождения русского народа, а в одном из посланий он даже пишет: "Ничто не может помешать возрожденной России взять для своего нового строительства лучшее и разумнейшее из завоеваний современной культуры, дабы быть запечатлена духом Православной веры, благочестия и чистоты. Нет ничего опаснее, как если она под видом узаконенных временем инородных обычаев и установлений захочет усвоить что-либо из печального наследства, оставленного растленным большевизмом : все, к чему прикоснулась его разлагающая безбожная рука, грозит снова заразить нас старой проказой... Кто вышел из Содома и Гоморры, тот не должен уже подобно жене Лота озираться вспять".

Как видите и сам Владыка ожидал скорого избавления русского народа от советского ига и германский поход казался всем удобным для этого моментом. Но несмотря на это, Митроп. Анастасий категорически объявил, что цели Германской войны против России не выяснены и пока они не будут ясно и определенно указаны, он не может благословить этот поход. И Владыка вскоре оказался прав. Гитлер пошел не освобождать, а уничтожать русский народ, завоевывая у него для себя жизненные просторы в России.

Владыка Митрополит Анастасий, печалуясь за отдельных своих пасомых, впадающих в беду, не упускает момента печаловаться и за все человечество и предупреждает власть имущих, ведущих его к гибели и физической и духовной, и обличает их в отступничестве от христианских заветов.

"Наблюдая окружающие нас мировые события, несущиеся вперед таким бурным потоком, говорит Владыка, мы видим, что чем дальше люди отходят от Христа, тем дальше они уходят от истоков жизни и тем скорее приближаются к смерти или лучше сказать приближают её к себе. Обратите внимание на эти чудовищные орудия, изрыгающие тысячи смертей, на эти ужасающие взрывчатые вещества и ядовитые газы, способные в одно мгновение уничтожить тьмы людей, как ничтожных насекомых, и целый край превратить в пустыню. Разве все это не есть расширение господства и власти смерти и ада, готовых ныне поглотить весь мир, искупленный смертью и воскресением Христа Жизнодавца".

"Если не наступило еще время, продолжает Владыка, "расковать мечи своя на орала, и копия своя на серпы", ибо война часто является неизбежной в качестве удерживающего начала от распространения зла, насилия и неправды на земле, то во всяком случае христианские народы должны были бы скорее смягчать её ужасы, чем умножать для неё средства разрушения и расширять самую сферу её убийственного действия, придавая ей так называемый тотальный характер. Эти многочисленные убежища, о сооружении которых так много заботятся государства во время войны, не говорят ли наглядно о том, что люди сами своею жестокостью лишили себя права свободно жить на земле, любоваться светом солнца и должны, как пресмыкающиеся, скрываться в подземных норах от преследующих их врагов. Так отходя от Христа, как источника света, мы снова погружаемся в хаос и тьму варварства".

Самое завоевание стихий — моря, суши и воздуха, — которым так гордится наш век, по убеждению Владыки, отнюдь не делает человека истинным царем природы, а скорее порабощает его последней. Привыкши следовать её механическим мертвящим нормам, человек готов подчинить тем же законам бездушной механики всю свою жизнь и всю свою культуру и не только внешнюю, материальную, но и внутреннюю, духовную, жертвуя для этого царственной свободой своей личности и самодержавием творческого разума. Он хочет создать не только управляемое хозяйство, но и управляемую мысль и даже совесть, применяя к ним то же начало принуждения, как и к другим областям жизни.

"Братство или смерть" — это страшный лозунг французской революции, это "братство Каина", как верно определил его один из деятелей последней, снова возрождается, говорит Владыка, в XX веке, находя свое отражение особенно в теории и практике коммунизма, стремящегося привить это пагубное начало общечеловеческому сознанию. Угасив в себе светильник вечных заветов Христовых, современное культурное человечество, по обличению Владыки, потеряло мерило абсолютной истины и правды, подменив их условной правдой человеческой, а иногда открытою ложью. Не удивительно, что мир, утратив под собою твердую и нравственную основу, шатается во все стороны, подчиняясь случайным велениям момента и прежде всего соображениям пользы и выгоды, господствующим ныне над всеми высшими мотивами человеческих действий".

Не проходит мимо его архипастырского взора и атомный вопрос: "Дух разрушения, говорит Владыка, дающий себя чувствовать во всех областях жизни, проникает в глубину сокровенных недр природы, в те незримые для нас казавшиеся неразрушимыми основные элементы материи, в которые заложены были творческою рукою таинственные связи всего мироздания. Дерзновенною рукою развязал скрытую в них сжатую до последних пределов энергию и сам испугался своего страшного нового изобретения. Отныне для земнородных не остается уже последнего убежища в лоне их общей матери. В минуту опасности они напрасно будут говорить горам: "Падите на нас и холмам — покройте нас", потому что новые бомбы мгновенно могут превратить последние в прах и пепел. Атомная бомба, утверждает Владыка, это наиболее яркий символ всей современной культуры безблагодатной, холодной, жестокой и безпощадной, не оживляющей и не питающей, а убивающей человека со всеми делами рук его. Природа мстит человеку за то, что он как Прометей, захотел похитить огонь с неба. Дыхание смерти уже веет над миром, обреченным на истребление".

Наконец не могу умолчать о христианско-патриотическом призыве Владыки Анастасия в дивном послании его, которое вы слышали на Пасхальном богослужении. В нем, как я указал в своем поздравительном письме ему, Владыка открыто, прямо, исчерпывающе, дерзновенно, власть имуще, со смелостью исповедника веры, высказал своей пастве истинную правду о Советском Союзе, коммунизме, церковной Москве, общем мировом порядке и о нашей раздробленности, призывая к объединению. Это послание его воистину боговдохновенное.

В решении административных дел в Синоде и в епархии Владыка очень осторожен. Никогда не решает он важных вопросов сгоряча. Всегда обдумывает, взвешивает, всесторонне подвергает обсуждению с собратиями. Ему обязано приведение в порядок хозяйства нашей богатой Миссии в Палестине.

Он умело соединяет в себе по заповеди Христа мудрость змия и кротость голубя — эти два по-видимому несовместимые качества. "Внести поправку в естественный порядок вещей, стать выше законов природы — взять мудрость от змея, но без ее коварного и ядовитого жала, и цельность, т.е. чистоту и кротость от голубя, но без его слишком доверчивой и наивной простоты, растворить одно с другим, и создать из них в себе нечто органически целое, сделавшись подлинною новою тварью" — подвиг великий, результат глубокой веры, сильной воли и умения владеть собою.

В своих прекрасных весьма содержательных проповедях, которыми Владыка сопровождает свякое богослужение свое, он преостерегает свою паству от зла, которое считает он по природе своей заразительным, и неустанно зовет ее к чистоте и благочестию. Он смирен и скромен.

Нельзя не упомянуть о церковно-литературных трудах Митроп. Анастасия. Первым трудом его в Зарубежье был "Плачь русского народа", помещенный в одном из номеров Синодальных Церков. Ведомостей, на подобие плача Иеремии. В нем оплакивается страдание русского народа и наше беженство. Затем "Беседы с собственным сердцем", "Мысли о пастырстве", "Оправдание монашества". Трактаты о Лермонтове, Пушкине. И много статей его помещались в журнале "Церковные Ведомости", "Церковная Жизнь" и Православная Русь". Очень интересна его статья к столетию со дня смерти Пушкина: "Пушкин в его отношении к религии и православной Церкви". Трогательный очерк посвятил он убитой большевиками В. Кн. Елизаветы Феодоровне, с которой сотрудничал еще в Москве, будучи Викарием Московской Митрополии.

Митроп. Анастасий тщательно следил за развитием богословских и философских наук, за общей и русской литературой, за политикой, экономикой, за новейшими открытиями в технике, медицине, естественной истории, астрономии и часто свои проповеди насыщает данными из них. Вокруг него собирается кружок ученых разных специальностей и направлений, читающих доклады и лекции на разные темы, которые потом подвергаются тщательному разбору и анализу, и сам Владыка принимает в этом ревностное участье, делясь своим опытом и знаниями и смиренно поучаясь тому, что ему неизвестно.

Владыка пользуется большим авторитетом среди иерархов всех Православных Автокефальных церквей. С уважением относятся к нему и представители инославных и иноверных церквей. Его паства всюду любила и ценила.

Среди его пасомых были такие усердные почитатели и последователи его, что готовы считать его безплотным. Они не задумываются над тем, что он может для них низвести огонь с неба, не думая о том, что он — человек и ничто человеческое не чуждо ему. "Хоть и Павел был, но был человек", говорит св. Иоанн Златоуст даже об этом избранном сосуде благодати. В этом смысле поучает и сам Владыка пастырей в подобных случаях. Во всяком случае такое отношение к Владыке его последователей показывает, какой благочестивый образ жизни ведет он, как безукоризненно держит он себя, что они так высоко возвышают его над землей.

Трогательные стихи посвятила Владыке одна из его почитательниц и поэтесса под заглавием "Архиерей".

Я люблю эту легкую тень,

С торопливым движением шагов,

Что не слышно скользить на ступень,

Исчезает в дыму облаков.

Я люблю эту стройную стать,

На молитве внутри алтаря —

Царь земной должен так предстоять

Пред лицом Неземного Царя.

Я люблю черной рясы печаль,

Величавую сень клобука,

И глаза, уходящие в даль,

Бледный крест, что сжимает рука.

Я люблю эту музыку слов,

Из груди выходящих, как вздох,

И из скорбных земельных оков

Уходящих в небесный чертог.

Я улыбку люблю Божества,

Озаренную светом любви —

Она тайный закон Естества,

Она — Тело бесплотной крови.

Заканчивая свой доклад о личности нашего юбиляра и кратко резюмируя все, но очень мало сказанное о нем, я считаю долгом отметить, что Владыка Анастасий по своему благочестию, непорочному образу жизни, своему стойкому аскетизму, твердому стоянию на страже Евангельской истины и канонической правды, по своему учительству и архипастырскому деянию является великим святителем, молитвенником, а также величием, похвалой и украшением Вселенской Церкви Божией, а своей любовью к России и скорбью о ней — великим патриотом и дай ему, Господи, еще много, много лет стоять ему у кормила нашего церковного корабля и право править слово Божией истины.

Е. Махароблидзе.