ПИСЬМА МИТРОПОЛИТА КИРИЛЛА (СМИРНОВА)
Мое предшествующее письмо дало Вам возможность до некоторой степени видеть те нестроения, с какими пришлось нам встретиться в здешней церковной жизни. Нестроения эти обещают нам много хлопот, особенно ввиду того, что опытный интриган мистер Парри пользуется ими с ловкостью и беззастенчивостью биржевого игрока, добивающегося банкротства невыгодного ему предприятия. Он заранее уже торжествует победу, и не далее, как на прошлой неделе, позволил себе с циничною откровенностию предупреждать члена нашей Миссии Иванова, что скоро нам здесь совершенно нечего будет делать и не для чего оставаться, если мы не позаботимся убрать отсюда епископа Мар-Ионана. Что мистер ненавидит епископа Ионана и готов утопить его в ложке воды, — это совершенно естественно в человеке, который под шапочкой и тогой англиканского священника носит голову и сердце расторопного приказчика крупной торговой фирмы. Он рассчитывал получить очень большие проценты на затраченный капитал, но ошибся в расчетах. Настойчиво и строго обдуманно веденное дело материального и духовного порабощения Англии всех урмийцев сильно пострадало от того, что Мар-Ионан с известной частью своей паствы принял Православие, и в стране стало чувствоваться русское влияние, вряд ли когда-нибудь и где-либо приятное для Англии. Простить Мар-Ионану это деяние мистер Парри не может, и он не щадит слов, чтобы очернить епископа Иону, где только представится случай. К сожалению, епископ, при всей своей восточной хитрости и мнительности, не настолько умен, чтобы понимать всю необходимость при подобных обстоятельствах самой щепетильной осторожности, и не достаточно чувствует вред, какой является следствием каждой бестактности, допускаемой им как в церковном управлении, так и в отношениях с властями.
Особенно чревато осложнениями дело священника Георгия Беджанова, о котором я писал Вам. У епископа слишком много счетов с семейством Беджановых, а у тех — нескончаемые счеты с партией Мухатазовых, из которых епископом поставлен второй священник с.Ада. Чувствуя, что дело Георгия Беджанова даром пройти не может, друзья его и он сам объявили себя верными чадами Мар-Шимуна и обратились за покровительством в англиканскую Миссию. Мистер Парри сердобольно обещал им просимое, и Беджанов с братиею, греясь под крылышком сильного англичанина, начали сейчас же проявлять присущую сирийцам наглость. Они привлекли к суду у персидских властей преданного епископу священника Фому Мухатазова. Обвинение было вздорное, вся неприятность дела для Фомы исчерпалась только поездкой в город для судебной волокиты и необходимостию уплатить туман (2 р.) персидским властям в благодарность, что они его, Фому, не забыли и позвали пред свои ясные очи. Можно было отнестись к этому оговору и несправедливости с подобающим терпением и никоим образом не мстить Беджановцам, чтобы не дать им повода возопить об утеснении, а для мистера Парри не создать предлога выступить в роли защитника угнетенных. У епископа не хватило на это такта и, пользуясь тем, что давно когда-то один из братьев священника Беджанова дал обязательство внести епископу известную сумму на церковное строительство, Мар-Ионан привлек теперь этого Беджановца к суду перед властями.
Узнал я об этом от присланного мистером Парри повара. Посланный передал мне, что мистер возмущен обращением епископа Ионы к персидским властям для взыскания каких-то русских денег с Одишу Беджанова; что по примеру прежних лет можно было бы решить дело, касающееся христианина, третейским судом всех Миссий без вмешательства мусульман, и что, наконец, он — мистер Парри — никому не даст в обиду христианина.
Я просил посланного передать мистеру, что к такой благородной решимости его не могу относиться иначе, как с полным уважением, но Русская Миссия не может вмешиваться в посторонние ей дела, подлежащие властям светским; она никому не поручала взыскивать с кого бы то ни было какие-то деньги, и, следовательно, епископ ведет в данном случае свое частное дело и ведет его тем путем, который для него, как персидского подданного, единственно доступен; о практике третейского суда среди Миссий слышу впервые и приму это к сведению.
Тогда же мною был отправлен к епископу член Миссии Иванов узнать, в чем дело. При этом я поручил Иванову передать епископу, что время слишком тревожное, требующее самой внимательной осторожности, что у Его Преосвященства слишком много на очереди чисто духовных дел, которые должны бы заставить его пренебречь житейскими дрязгами из-за каких-то рублей и разных тряпок. Иванов возвратился ко мне от епископа с печатью в руках, которая, по словам епископа, отобрана была несколько лет тому назад от Одишу Беджанова. Последний будто бы изготовил ее для фабрикации рекомендательных грамот от имени епископа Ионы и с этими грамотами ездил по России собирать деньги. В одну из поездок, после которой была отобрана эта печать, Беджанов собрал весьма значительную сумму и, выведенный епископом на чистую воду, обещал уплатить сто туманов на построение церкви. Денег этих епископ не требовал раньше, но, когда Беджановы стали теперь нападать на приверженцев епископа, привлекая их к суду, то Мар-Ионан заявил об этом обязательстве Одишу Беджанова персидским властям, чтобы при их посредстве надеть узду на слишком расходившихся буянов.
Существенную часть этого сообщения я на следующий день передал через того же Иванова мистеру Парри, и г.Иванов был прямо подавлен потоком злобы, которою преисполнен к епископу Парри, не считающий нужным хоть сколько-нибудь скрывать эту злобу.
Так как мистер официальному представителю нашей Миссии говорил о всевозможных соблазнительных поступках, совершаемых епископом Мар-Ионаном, то я почел нужным ознакомить Его Преосвященство с теми утверждениями, какие на его счет делаются начальником англиканской Миссии. Вот главнейшие из них: а) совместное с персидскими властями взяточничество с народа; б) подачки персидским властям и затем при помощи этих властей утеснения народа и духовенства; в) неправильный дележ имущества; г) разлучение супругов; д) с целью произвести большее на нас впечатление мистер не упускает случая постоянно повторять известную Вам историю с иконой, драгоценный оклад с которой Мар-Ионан отдал переплавить на чубуки.
Я очень надеялся выяснить себе эту печальную историю с иконой, без обращения за сведениями непосредственно к епископу; вся эта история казалась мне гнусною сплетней, и я не хотел огорчать старца напоминаниями о ней. Но на городской квартире епископа этой иконы не было: там помещается икона Богоматери, поднесенная епископу В.К.Саблером. Между тем на собрании духовенства 26 сентября священник Павел Хошаба, запрещенный епископом в священнодействовании, спрошенный мною, уверен ли он в действительности того факта, о котором сообщалось в Петербурге письмом диакона Бабы, подписанным, между прочим, и Хошабою, с большою решительностию утверждал этот факт. Епископ, видимо, понимал, о чем идет речь, и, обращаясь к Хошабе, сделал ему упрек за то, что он подражал в своих отношениях к епископу не Симу и Иафету а злобному Хаму «Положим, я сотворил грех, а ты не захотел прикрыть наготы отца своего, но всячески над нею посмеялся». Это было похоже на признание уже; но зная священника Павла Хошабу как друга англиканской Миссии, я старался уверить себя, что икона, несомненно, цела и находится в Супурганском доме епископа, где я ее и увижу. Но и там иконы не оказалось. Из двух комнат, представляющих епископские покои, в одной совсем нет образа, а в другой висит икона Спасителя без оклада.
До времени я молчал на этот счет, но теперь решил показать епископу письмо, переданное мне Вами 19-го мая сего года. Епископ прочитал письмо и стал говорить, что подписи под ним принадлежат врагам его. «Это не подлежит сомнению, — отвечал я, — но нужно опровергнуть это письмо, чтобы мы могли и мистера Парри пристыдить, и в Петербург сообщить успокоительные сведения. Надо для этого видеть в целости самую икону, и я надеялся увидеть ее у Вас в Супургане, но обманулся». — «А если предположим, только предположим, что написанное в этом письме правда, что же, разве так велик этот грех?» — «Как православный епископ, Вы должны сами знать, велик ли грех в таком поступке», — отвечал я. Тогда епископ стал говорить, что икону эту у него выкрали, вероятно, враги его, чтобы затем очернить его перед русскими властями. «Странно, — заметил я, — что Вы, Владыко, не побеспокоились отыскать похитителя и так молчаливо примирились с этим похищением, хотя вокруг Вас стоустая молва рассказывала самые обидные для Вашего епископского достоинства вещи». — «Может быть, мои родственницы взяли по глупости, не понимая сами, что делают», — промолвил епископ и хотел еще что-то продолжить, но я нашел нужным прекратить разговор на эту тему. Очевидно было, что иконы действительно нет, что она, вероятно, и в самом деле переплавлена, и случилось все это не без соизволения Его Преосвященства. Но добиваться больших подробностей значило бы очень напугать епископа, а он со страху перед судом русской церковной власти понаделает таких глупостей, которые и поправить станет невозможно. О.Сергия вся эта история смущает и возмущает до глубины души, потому что он видит пред собою только епископа, но не хочет видеть того заурядного и невежественного сирийца, который воспитывался если не в иконоборчестве, то в глубоком индифферентизме к иконопочитанию. Нельзя упускать из виду, что для сирийца, по условиям его жизни среди хищников-мусульман, было невозможно какое бы то ни было ценное украшение предметов религиозного чествования, самое понимание такой возможности у него отсутствует. «Для Господа не нужно драгоценностей» — эту мысль громко проповедуют все сирийские храмы, слепленные из сырого кирпича или из глины и представляющие нередко худшие здания в селении. Поэтому драгоценный оклад на иконе с точки зрения сирийца имеет значение не большее, как тот футляр или коробочка, в которой икона выпускается из магазина. Здесь лежит причина непонимания епископом того, что есть дурного в этом обдирании окладов с икон. Чем искреннее и глубже такое непонимание, тем более причин для имеющих власть судить об этом деянии епископа отнестись к нему с самым глубоким отеческим снисхождением. (В этом сказываются удивительный такт, дипломатичность и пастырская чуткость архим.Кирилла, который своим — до этого священническим, затем миссионерским, а позднее и архипастырским служением неизменно следовал евангельской истине: «Буква мертвит, дух животворит». В служении в духе любви и истины, а не в казуистически-буквалистском следовании канонам видел пастырь свой наипервейший долг; и это отличало архимандрита, а затем и владыку Кирилла от многих выдающихся церковных деятелей XX века, не всегда умевших избрать тот «царский путь», каким неизменно следовал в течение всей своей жизни священномученик Кирилл).
По прекращению разговора об иконе епископ сам завел речь о других слухах, которые усердно распространяет мистер Парри с братиею. Относительно поборов с народа Владыка с решительностью утверждает, что с тех пор, как он принят в общение с Русскою Церковию, он взял от народа не более 60 рублей, что он привык жить в бедности (Парри подозревает у епископа большие денежные средства) и умеет ограничивать свои потребности до минимума.
Что касается дележа имений и разлучения супругов, то тут, по-видимому, было что-то неладное, чего, по обещанию епископа, не будет впоследствии. По принятому здесь обычаю, когда умирает муж, жена получает от его родных часть имения и может уходить, куда хочет. Решение вопроса о том, как велик должен быть надел в каждом отдельном случае, спокон века принадлежало епископу. Не знаю, по какой причине, но делящиеся не всегда оставались довольны епископским судом, и Владыка заставлял их подчиняться приговору при посредстве персидских властей. Я просил Владыку на будущее время ограничиться только произнесением своего решения. Если тяжущиеся подчинятся его суду, можно радоваться; если нет, — необходимо предоставить их собственной воле. Пусть они сами ищут, если хотят, суда у персидских властей, а епископу обращаться к этим властям за содействием неприлично. Епископ обещал последовать моему совету
Бывали и такого рода случаи: приходят к абуне рассорившиеся супруги с жалобой друг на друга. Епископ созывает их односельчан и старается узнать, кто виноват, кто прав; затем при помощи сельчан убеждает сварливых мужа и жену примириться. До этого момента все идет хорошо, и если супруги мирятся — то все хорошо и оканчивается; но если они примириться не желают, то епископ объявляет их разведенными на семь лет, как бы для испытания. Это совсем худо, и я старался уяснить Владыке всю и житейскую, и каноническую несообразность такого порядка. Обещал так не делать. Если не сдержит обещания, то мы, конечно, если не узнаем сами, будем вовремя уведомлены, потому что мистер Парри, за недостатком материала, способен сам выдумать про епископа какой-нибудь гнусный факт, но ни за что не упустит действительно случившегося происшествия подозрительного характера.
Что же такое этот мистер Парри, что такое англиканская Миссия, во главе которой он стоит? — Я знаю, Владыко, что в Петербурге мистер Парри — persona grata, и о Миссии англиканской там существует самое лестное мнение; но если я решаюсь говорить отсюда нечто противоположное, то потому, что местные впечатления не дают мне возможности говорить иначе.
На мой взгляд, англиканская Миссия здесь представляет собою какое-то очень подозрительное предприятие. И печатно, и устно мистер Парри заверяет всех и каждого, что руководимая им Миссия не преследует целей прозелитизма. Чтобы поверить этому утверждению, надо допустить или совершенное равнодушие церковных деятелей Англии к вероисповедным вопросам, или предположить у англиканских миссионеров такие побуждения к деятельности, которые были бы сильны заслонить собою религиозные интересы. Вернее же предположить, что англикане просто скрывают свои настоящие цели. Но во всех этих положениях для деятельности подобных миссионеров исчезают всякие нравственные нормы: они не смутятся никакой нравственной несообразностью, пойдут на подкуп, обман, ложь, клевету, потому что цель оправдывает тогда все средства. Тогда можно, например, считать известное явление вредным само по себе и все-таки, для достижения каких-то других целей, сознательно поддерживать и покровительствовать ему, как это и случилось с англиканской Миссией. Уведомляя, например, архиепископа Кентерберийского о прибытии русских миссионеров в Урмию и о том народном порыве к Православию, которым все тогда были здесь поражены, мистер Парри называет несторианство вредною ересью; между тем вся деятельность англиканской Миссии в прошлом была, по-видимому, направлена на сохранение и поддержание этой ереси. Миссия напечатала богослужебные книги несториан и снабдила ими все церкви; джентльмены, как бы то ни было считающие себя священниками известного исповедания, ничтоже сумняся обучали сирохалдеев несторианскому богослужению и не перестают уверять, что у них одно только желание, чтобы ученики их остались несторианами. Поэтому всякий, объявивший себя несторианином, сейчас же может рассчитывать на самое деятельное покровительство богатой и сильной англиканской Миссии, что подтвердилось на известном Вам священнике Георгии Беджанове. Нет нужды, что при первом свидании со мною мистер Парри отозвался об этом священнике как о последнем негодяе: он переродился для англикан в самого достойного человека, лишь только заявил о своем разрыве с Православием. И если бы Мар-Ионан решился теперь открыто изменить Православию, то мы были бы, несомненно, свидетелями, с какою любовью и благодарностью облобызал бы мистер Парри десницу столь ненавистного ему епископа.
Занятый массою других дел, я очень задерживаюсь в изучении местного языка и не успел еще ознакомиться со всеми изданиями, выпущенными англиканскою и американскою Миссиями для воспитания и просвещения народа. Впрочем, американцы нисколько не скрывают чисто конфессионального характера своей здесь деятельности; но для суждения об изданиях англикан мне необходимо будет сравнить их печатные церковные издания с рукописными несторианскими первоисточниками. Тогда придется, может быть, убедиться, что несторианства, как вероисповедания с определенною физиономиею, давным-давно уже не существует, а есть люди, называющие себя несторианами, помнящие несторианскую обрядность, но верящие и думающие так, как научили их верить и думать англиканские миссионеры посредством своих печатных изданий; а другие ничего не думают и ничему не верят, потому что их никто и ничему не научил.
Не забудем, что англикане появились здесь около того времени, в которое исполнял данное ему относительно сирохалдеев поручение приснопамятный архимандрит Софония, впоследствии епископ Туркестанский. О тогдашнем сирохалдейском духовенстве Софония говорит, между прочим, что искусство разбирать богослужебную книгу является среди духовенства признаком высокой степени образованности. Как легко было при такой обстановке людям предприимчивым и умным произвести незаметно для посторонних зрителей, но тем не менее полную реформу религиозного миросозерцания целой народности. Надо было только усыпить восточную подозрительность сирохалдеев, войти в доверие к ним, а потом творить все, что угодно.
Нас звали сюда в свое время, но мы не пошли; англикан не звали, и они пришли сами, пришли с уверениями, что их христианская совесть смущена теми страданиями, каким подвергаются сирохалдеи от мусульман, и они чувствуют за собою долг помочь бедному страждущему народу. Грошовые, но дотоле невиданные денежные подачки, успешное заступничество перед персидскими властями, постоянные уверения, что миссионеры не преследуют целей прозелитизма, а движутся только побуждениями любви и милосердия, открыли англиканам возможность забрать здесь все в свои цепкие руки. С небольшими сравнительно денежными затратами отобрали они все книжное богатство несторианских храмов. Только некоторые экземпляры Евангелия, особенно дорого ценившиеся владельцами, остались на руках у собственников, а все символические и богослужебные книги перешли в распоряжение гг.миссионеров, которые взамен их с большою щедростию выпустили чистенькие, удобные для употребления печатные таксы (служебники) и сами же научили сирийцев пользоваться этими служебниками; а затем принялись за воспитание юношества, из которого приготовили значительный кадр народных учителей, священников и диаконов. В каком духе воспитывались эти будущие несторианские пастыри и учители, англикане умалчивают, но в первой своей интимной беседе с нами мистер Парри обмолвился, что Миссия англиканская за все время своего существования считала для себя таким же священным долгом борьбу с американским пресвитерианизмом, как и с самим несторианством. Итак, целей прозелитизма не преследовали, а уничтожением несторианства были весьма озабочены.
Народ инстинктом почуял, что его обкрадывают в религиозном отношении: горские несториане отказались принять изданные англиканами богослужебные книги, а урмийцы метнулись в сторону России; но этот порыв не привел ни к чему: только обширная записка Софонии архимандрита осталась всегдашним памятником этого знаменательного исторического момента. Мы не решились тогда пойти в Урмию к живущим там христианам, а англикане с американцами тем временем продолжали без помехи разрушать религиозное миросозерцание сирийцев, пока сделали из них таких же религиозных индифферентистов, какими являются и не стыдятся признавать себя сами. Жалеть о том, что индифферентный к религии народ утратит все нравственные устои, англиканам не приходилось. Освободившись от таких устоев, народ окажется более способным к усвоению принципа выгод и пользы, и посредством денег его можно будет всегда держать в послушании, с ним можно будет сделать все, что угодно. Недаром же мистер Парри с уверенностию заявил нам при первом свидании, что если бы они только пожелали, то давно создали бы здесь громадную англиканскую церковь. Он только умалчивает, что это желание действительно было их заветною мечтою, но они обманулись в нем, так сказать, накануне того момента, когда уже подсчитывали часы и минуты, остававшиеся до полного его осуществления. Казалось, что все уже готово. Народ, видимо, почувствовал полную бессодержательность несторианства в том освещении, в каком давали ему это исповедание англикане чрез воспитанных ими священников и учителей; оставалось только произнести самое слово, что несторианство больше не существует, а есть вера народных благодетелей англичан. Но тут произошло нечто совсем неожиданное. Из Закавказья как снег на голову явились о.о.Синадский и Алаверанов: и народ, изнывавший в своем религиозном убожестве, толпами устремился к ним навстречу. Мистеру Парри очень бы хотелось крикнуть: «караул, грабят», и он рад был бы позвать персидского городового, чтобы убрать подальше непрошеных гостей, но слишком уж усердно трубил он раньше и печатно, и устно, что англиканская Миссия не ищет прозелитов, а потому волей-неволей должен был теперь улыбаться приветливо и говорить комплименты нашим миссионерам о благовременности выбранного ими момента прибытия.
Мы, русские, оказавшись в подобном положении, растерялись бы, потом обиделись бы и, отрясши прах от ног своих, убрались восвояси. Но мистер Парри слишком торговый человек, чтобы мог забыть о тех капиталах, какие были затрачены здесь на дело англиканской Миссии, и слишком энергичный и воинственный, чтобы уступить позиции без борьбы. К тому же он хорошо знал сирийцев, знал их религиозный индифферентизм и легкомысленную продажность, и в глубине души надеялся дожить до того момента, когда получит возможность злорадно посмеяться над неудавшейся Русской Миссией, а в свои руки снова возвратит так неожиданно пошатнувшееся обаяние. Не откладывая дела в долгий ящик, сообразительный мистер тут же придумывает такой ход, которым надолго сводит деятельность нашей Миссии к нулю. Он передает в распоряжение Русской Миссии все школы, открытые в Урмии англиканами, передает с наличным составом учителей, с учебниками и даже с жалованием учителям за целый год вперед.
Получилось таким образом впечатление, что Русская Миссия явилась в Урмию с полного соизволения мистера Парри и пользуется даже от него субсидией, если не находится у него на полном содержании; что православные миссионеры признают вполне пригодными для своих целей школы, открытые англиканами; что учебники, составленные англиканами и так охотно принятые русскими миссионерами, содержат, следовательно, то, что нужно знать православному. Словом, ничего не случилось особенного. Явился только русский иеромонах, который стал заведовать, с разрешения мистера Парри, англиканскими школами. Но как же зато должен был подняться престиж англиканской Миссии. Всем становилось ясным, что не из-за чего было приходить в восторг при появлении русских миссионеров: англикане и без них давали все нужное; сами русские питаются от их же мудрости и на их счет. И мистер Парри со всею развязностью воспользовался выгодами занятого положения. Начальник Русской Миссии превратился в его ловких руках в какого-то приказчика, присланного из России в распоряжение г-на Парри для помощи сирийскому народу в его чисто гражданских делах. Приходит по старой памяти к мистеру сельчанин за всемогущим содействием пред персидскими властями. «Ступай, голубчик, к иеромонаху я все дела об вас ему передал; а у нас очень много хлопот теперь с горцами, просто не до вас». — «Иеромонах, Ваша милость, говорит, что ничего не может сделать». — «Как не может, он для того и прислан из России, просто не хочет. Вот я ужо напишу в Петербург об нем; некогда только теперь. Впрочем, вы и сами написать можете, например, в газету какую-нибудь, что иеромонах ничего не делает; или прямо в министерство ихнее. Пойди к малек-Давиду, он знает, как это сделать». И малек-Давид, недавний слушатель нашей Духовной академии, но искренний друг мистера Парри, рекомендующий, впрочем, себя приверженцем националистической несторианской партии, не скрывает, что писал намеренно ложные сообщения в газеты. Так как ему казалось, что начальник Русской Миссии слишком мало делает для народа. Немалое содействие в данном случае — по редактированию статей и помещению их в газеты — оказывал малик-Давиду студент нашей академии кавказский халдей Симонов. Говорю это на основании собственного письма Симонова к Давиду, переданного мне о.Восторговым вместе с другими документами, но не знаю, как попавшего в руки о.Восторгова. Судя по этому письму, г.Симонов, как и брат его — Авраам, ныне помощник инспектора Тифлисской семинарии, очень враждебно настроен к Русской Миссии в Урмии.
А о.Феофилакт между тем усердно разъезжал по англиканским школам, платил деньги учителям и священникам англиканам, и не знаю, подозревал ли и подозревает ли, что вся интрига против него, как начальника ненавистного мистеру Парри учреждения, была продумана и получала форму в стенах англиканской Миссии. Внутри за стенами этой Миссии всегда знают, сколько, например, покупает винограду католическая Миссия для приготовления «винного уксуса» к столу и сколько «бочек» такого уксуса она изготовляет; там заранее знают, куда собирается ехать начальник Миссии Русской, что подавалось у него к столу; сколько и откуда велел он приобрести грамматик сирийского языка и т.д. Я не уверен, что даже интимная беседа наша с о.Сергием за вечерним чаем не подвергается ловкому подслушиванию агентов мистера Парри, или что это письмо не поступит к нему для прочтения прежде, чем будет запаковано в почтовый мешок. Мистер Парри хорошо осведомлен, что в России ничему так охотно не верят, как пьянству своих монахов, и желавший угодить мистеру доктор Даниил, приглашенный к заболевшему желудочными припадками архимандриту Феофилакту, легко мог симулировать в больном припадки белой горячки. Недаром же этот милый эскулап ставил свой бланк на пасквильном дневнике иеромонаха Анатолия.
Если можно ставить что-нибудь в вину архимандриту Феофилакту, так это его малороссийское разгильдяйство и недогадливое принятие от англикан основанных ими школ. К четырем тысячам, отпущенным из государственного казначейства, пришлось прибавить еще синодальную тысячу рублей, — и все-таки не оказалось возможным хоть понемногу положить во все, тянувшиеся за подачкою руки непризванных народных просветителей. А между тем денег этих вполне могло бы хватить на открытие хотя бы одной школы с интернатом, в которой преподавание и воспитание велись бы самими миссионерами. Находясь в общении с детьми, они скоро освоились бы с языком в нужной мере. О.Сергий теперь уже обходится без переводчика; вероятно, и для меня не далеко это время. Мы взяли на миссийское содержание 15 человек, но ищущих такой милости несть числа.
Нехорошо также было слишком робкое отношение со стороны архимандрита к иеромонахам Тихону и Анатолию, которые и дневали и ночевали у мистера Парри.
Начальника англиканской Миссии очень интересует в настоящее время вопрос, признает ли Русская Церковь права архимандрита Ильи на Урмийскую епископскую кафедру, так как Илья с детства-де предназначался к такому положению. Я отвечал, что у русской церковной власти нет, вероятно, причин отказывать архимандриту Илье в этом праве, но вступивший в общение с Русскою Церковью архимандрит и тем поставивший себя под действие православно-русского канонического права, чтобы удостоиться епископской хиротонии, должен будет обнаружить действительные качества, необходимые для епископа, и не может уже рассчитывать на получение этого сана в силу только непотизма. [Непотизм — (от лат. nepos, nepotis — внук, потомок) — замещение должностей по протекции родственников, «кумовство»].
Простите, Владыко, что так долго задержал Вас, но мне представляется слишком нужным, чтобы Вы все это знали. В среду 6-го числа пришла очень запоздавшая почта, и я получил Ваше письмо от 12 октября, по силе которого я в тот же день сдал на почту представление в Св.Синод о священнике Павле Иванове. В настоящую пору этот священник допущен мною к преподаванию в нашей городской школе древнего и новейшего сирийского языка, а сам священник поручен особенному вниманию о.Сергия.
Прося архипастырского благословения себе и сотрудникам моим, честь имею быть Вашего Высокопреосвященства покорнейший послушник архимандрит грешный Кирилл.
Вместе с этим письмом я отправляю рапорт в Святейший Синод о назначении сюда еще одного члена Миссии и прошу послать на это место о.Павла Невдачина. О поводе вчинять это ходатайство теперь, а не позднее Вы узнаете из рапорта, и я не стану повторяться. Но чего нельзя говорить в рапорте, о том чувствую себя и вправе и обязательным сказать Вам по силе моего духовного сыновства по отношению к Вашему Высокопреосвященству.
При самом назначении сюда я был немало смущен подчинением вверяемой мне Миссии ведению Грузино-Имеретинской Святейшего Синода конторы, но такова была Ваша воля, и я не осмелился представлять Вам свои мысли о неудобствах этого порядка, совершенно исключительного и примененного только к Урмийской Миссии, так как все другие учреждения того же характера сносятся по делам своим или через Вас или непосредственно с Синодом.
По прибытии своем в августе месяце в г.Тифлис я убедился, что и Высокопреосвященнейший Экзарх, и все члены Синодальной конторы, за исключением отсутствовавшего протоиерея Восторгова, признают совершенно чуждым для себя дело Урмийской Миссии, тяготятся им, и тогда же решил ходатайствовать пред Святейшим Синодом о подчинении Урмийской Миссии непосредственному его ведению.
Поэтому меня очень удивило получение 16-го числа указа от Синодальной Грузино-Имеретинской конторы от 24 октября и огорчила как та неосторожность, с какою указ отправлен, так и самое его содержание. Пакет, в котором заключалась, между прочим, и копия с отзыва г.Главноначальствующего на Кавказе г.министру иностранных дел, доставлен мне в распечатанном виде, так как плохая бумага конверта распалась с одного бока от трения, по словам почтового начальника, о деньги, с которыми конверт был положен. А положен он с деньгами потому, что не оплачен почтовыми марками и за него надлежало получить 72 коп. с адресата.
Этот рассказ о деньгах, протирающих пакеты, не лишен иносказательной откровенности. Несомненно, пакет протерся от денег, но не в почтовом только мешке, а в англиканской Миссии, для которой сняты, надо думать, точные копии со всех, находившихся в пакете документов услужливым другом мистера Парри, русским эмигрантом из армян Нухинского уезда, занимающим здесь положение секретаря почтового директора и неофициального цензора всякой плохо запечатанной бумаги. В стране постоянного подслушивания, подглядывания, сплетен, подкупов и т.п. прелестей знакомство с таким господином никого не может шокировать, и его не только принимают, за ним ухаживают представители инославных Миссий. Об этом неприятном случае с пакетом я буду писать Тавризскому Консулу, но и конторе синодальной следовало бы обнаруживать большую догадливость и помнить пословицу «плохо не клади, в соблазн вора не вводи».
Единственно надежный путь доставки сюда важной казенной корреспонденции — через Министерство иностранных дел. Тогда пакет приходит ко мне в холщовом конверте за консульской сургучной печатью и с обратной почтовой распиской. В этом тоже одно из оснований получать нам распоряжения прямо из Петербурга, а не из Тифлиса, в котором даже адрес наш забыли и надписывают пакеты «через Баку в Тавриз».
Но главное дело все-таки в содержании полученного мною указа Синодальной конторы. Ей предстояло, в силу Синодального распоряжения от 17 сентября, послать способного священника, преимущественно из знающих сирохалдейский язык, к айсорам, проживающим в Ванском вилайене в Турции; и она, вспомнивши тогда о существовании Урмийской Миссии и воспользовавшись своим правом писать указы, с легким сердцем вырывает из состава вверенной мне Миссии разом двух работников, взявши для способностей иеромонаха Сергия, а для знания языка священника Бадалова. Контора не сообразила только, что знанию разговорного сирийского языка — цена грош, а что для ознакомления с вероучением айсоров необходимо владеть древним языком сирийским, в котором священник Бадалов — круглый невежда. Чтобы облегчить о.иеромонаху ознакомление с богослужебно-вероучительными книжками ванских айсоров, я нашел необходимым за собственный страх дать ему в спутники одного из членов нашей переводческой комиссии, именно диакона Моисея Геваргизова. Спрашивать на этот счет разрешения у меня нет возможности, потому что и самый указ предписывает поспешность, и г.Ванский вице-консул прислал уже вчера своего каваса для сопровождения нашего посольства. Задерживать при Миссии священника Бадалова я тоже не решился, чтобы не было сочтено это за самовольство; но глубоко убежден в совершенной бесполезности этого трусливого, бестолкового, но самонадеянного сирийца-политикана. Боюсь, что он много испортит крови бедному о.иеромонаху, а потому предполагаю в инструкции о.Сергию дать право немедленно отослать обратно в Миссию такого из спутников, которого он признает бесполезным или недостаточно послушливым.
Конечно, по месту самого служения своего мы не может быть равнодушны к делу ванских айсоров и очень заинтересованы его надлежащим выполнением, но командировка сейчас туда о.иеромонаха не благовременна для нашей Миссии. Грузино-Имеретинской конторе следовало бы справиться с положением наших дел, спросить и моего мнения прежде, чем отнимать у меня работников. Мы попросили бы только обождать до весны и тем временем хорошо подготовились бы к делу. О.Сергий успел бы овладеть знанием древнего сирийского языка, занятия которым он только что начал под руководством знающего преподавателя и теперь так неожиданно должен прервать их, а я мог бы хорошо продумать ту инструкцию, которую надо будет дать, для чего у меня сейчас слишком мало наблюдений: здесь каждый день приносит какую-нибудь неожиданность. Главнее всего та, что Св.Синод успел бы к тому времени назначить и прислать сюда еще члена Миссии, который заместил бы о.Сергия. Теперь же я остаюсь в самое тяжелое печальное время, когда под каждое дело надо иметь готовые руки, чтобы вовремя подставить их для поддержки, — остаюсь совершенно один и должен исповедовать Вам, что, при всем желании поддержать заведенный порядок, сознаю всю непосильность такого бремени. Одно только приучение к священнослужению и совместное священнодействие с сирийским духовенством стоит такой траты энергии, о какой мы не можем даже и судить в России: каждую минуту можно ждать какого-нибудь соблазна, вследствие совершенного непонимания халдейскими батюшками нашей православно-богослужебной практики. А сколько они сердятся при этом, как обидчивы — этого и передать невозможно. Впрочем, в рапорте на имя Св.Синода я подробно излагаю свои затруднения и не стану повторять их здесь.
Вас же, милостивый Владыко, осмеливаюсь просить об одном только, чтобы дозволено было мне отчет о поездке о.Сергия представить прямо в Св.Синод, а не через Синодальную Грузино-Имеретинскую контору, чтобы и дальнейшее устроение этого дела могло остаться на попечении нашей Миссии. Мы здесь имеем достаточные аналогии, можем лучше вникнуть в дело и выполним его с большею осмотрительностию, чем кто бы то ни было из природных халдеев Кавказа. Ни на одного из них нельзя положиться даже в самых пустых мелочах: всегда у них на первом плане кумовство и желание помянуть своих покойников за чужим кануном.
А Грузино-Имеретинская Синодальная контора, не пожелавшая выполнить данного ей поручения и сбросившая его на плечи Урмийской Миссии, можно думать, затруднится, а потому и не должна быть докладчиком по этому делу. Дело это, требующее столь непосильного напряжения от Миссии, будет стоить нам слишком дорого, и мы каждой мелочи придадим соответствующую ценность, тогда как контора, просто по недостатку рабочих рук, может пожелать сократить наш отчет и зачеркнет то, чему с нашей точки зрения следует придать особое значение.
Если, Владыко, покажется Вам, что я не должен так говорить, то простите ради Господа. Но я слишком болен этим делом, чтобы мне дозволить скрывать от Вас настоящий образ своего отношения к тому или другому факту Я несу здесь Вами наложенное на меня послушание и потому не могу связывать своей искренности перед Вами никакими сторонними опасениями.
12 ноября освятили мы помещение для школы старших учеников, занятия с которыми начались с 1 октября. До этого дня они жили и учились в одной из комнат при Миссии (наша столовая с о.Сергием), а спали как в этой комнате, так и в других, где можно было разостлать тюфяк. Теперь, славу Богу, они на месте; шестнадцать человек на полном миссийском содержании, а шестеро должны платить за одежду (если хотят иметь ее одинакового с нашими воспитанниками образца) и за харчи. Но надо опасаться, что только 10 рублями задатка и ограничится эта плата, а остальное падет на Миссию. Что же делать, понесем эту тяготу: может быть, Господь благословит Миссию рано или поздно и за это сеяние телесное пожать плоды духовные. На прилагаемых снимках Вы можете видеть как самое здание школы, так и всех наших учеников. Старшая школа, для которой и нанят этот дом, помещается на снимке вправо от епископа в одной группе со мною и о.Сергием. Старшая школа, которой принадлежит будущее здешней Церкви, составлялась с некоторым выбором, но выдержать строго намечавшиеся условия приема не удалось. Мы хотели, чтобы каждый ученик был непременно голосистым, известного возраста и определенных познаний, но столкновение с действительностью заставило очень поступиться этими требованиями. Не до пробы голоса и не до экзамена тут, когда привела, например, бабка мальчишку на миссийский двор и бросила его тут: нет, говорит, у него ни отца, ни матери, а он православный; вам его и кормить. Приехал я из селения, познакомился с этим десятилетним подкидышем и отправил его в школьный дом. Таких десятилетних живет у нас там пятеро. Вместе с малоподготовленными мальчуганами они ходят в младшую школу, а после уроков проводят время со старшими. Есть и очень возрастные ученики, но их я не решился взять на полное содержание ни за какую плату. Они приходят учиться, получают даже обед, а ночевать должны на квартирах. Это в большинстве дети духовенства, ожидающие диаконского сана и потому обязанные выучиться церковному богословию и хоть сколько-нибудь познакомиться с Православием, хотя бы с православным Символом веры. Один из таких большаков (на снимке последний у стены), получая содержание в школе, отправляется на ночлег в церковь для помощи, на случай беды, сторожу.
Прилагаемый снимок сделан после молебствия, которое было совершено самим Преосвященным Мар-Ионаном в сослужении со мною и о.иеромонахом Сергием при диаконе Тихонове и Мамонтове, которых можете усмотреть на снимке в амбразуре окна над моею головою. Это тоже два хороших работника в Миссии. Вообще надо сознаться, что назначения в Миссию нерусских людей, даже до академического человека Иванова включительно, было ошибкой, за которую мне приходится теперь тяжело расплачиваться. Не дело у этих господ на первом месте, а только желание устроить собственное благополучие. Особенно неприятно, что держать их в должном отношении к делу приходится постоянным страхом отнятия этого благополучия; больше всего доставляет хлопот о.Бадалов и отчасти г.Иванов, совершенно не понимающий того, что служба в Миссии не может проходить на положении инспектора народных училищ в России, что здесь нельзя жить по инструкции, размеряющей каждый твой шаг, а нужно уметь понимать момент и обстановку, и на основании только общих руководящих начал, указанных главным руководителем дела, быть способным проявить известную степень собственного творчества, но нет у природных сирийцев способности к синтезу, и они совсем не могут видеть дальше собственного носа: потому-то, вероятно, они такие несносные политиканы все поголовно.
Благословите, Владыко, всех нас здесь; вознесите молитву о благополучном странствовании о.Сергия и посодействуйте назначению и отправлению к нам о.Павла Невдачина. Пусть не боится ни дороги сюда, ни службы здесь. Если состоится назначение о.Павла, то было бы очень хорошо, если бы Вы нашли возможным написать от себя г.Главноначальствующему на Кавказе о снабжении о.Павла конвойцем от Эривана до Урмии. Я со своей стороны напишу и Эриванскому губернатору г.Консулу в Тавризе. Простите.
P.S. На приложенном снимке Вы можете видеть и сопутствующего о.Сергию диакона Моисея Геваргизова: он помещается с правой стороны от школьников на первом месте, с шапкой в правой руке.
Я обещал Вам в прошлом письме рассказать подробности моего свидания с Саларом, того свидания, после которого Салар выдал мне письменное удостоверение, что церковь в Ада принадлежит православным. О выдаче этого распоряжения я телеграфировал Вам в самый день его получения, а прошлою почтою послал Вам копию его текста.
О получении Саларом неприятной для него телеграммы из Тавриза я знал за два дня раньше, чем сам Салар познакомил меня с содержанием полученных им распоряжений. Сообщил мне эти сведения через г.Иванова Меджи-Салтанэ, сыну которого Иванов дает уроки. При этом Салтанэ прибавлял, что Салар очень желает держать полученную телеграмму некоторое время в секрете.
На следующий день Салар передал мне через Милет-башу, что очень желал бы меня видеть, но не может выходить из дому, так как у него умер близкий родственник, отправившийся на богомолье, и требования траура налагают на всех близких обязанность сидеть дома. Я велел выразить Салару сожаление по поводу постигшего его семейного горя и передать ему, что, когда окончится его траур, я всегда готов принять его, если только буду дома. К вечеру Милет-баши принес новое заявление Салара о желании меня видеть с добавлением, что дело у него есть, и дело, прямо касающееся Хальфы, которого он просит поэтому побывать у него. Я отвечал, что у меня тоже имеются причины, по которым я не выхожу никуда из дому, как только в церковь, а потому прошу Салара, если у него есть дело какое-нибудь до меня, сообщить о том через наиболее толкового чиновника. Дело оказалось такой важности, что его нельзя доверить никакому чиновнику. Тогда я обещал придти к Салару. Если получу приглашение не через Милет-баши своего, а через Саларовского чиновника. Чтобы было видно всем, что не у меня нужда в Саларе, а он нуждается во мне.
Требование это было исполнено, и в три часа дня 8 января наше свидание с правителем Урмии состоялось. Он начал беседу сообщением, что по известиям, полученным им из Тавриза, русский Халифа очень недоволен урмийским губернатором, и потому последний просит теперь Халифу сказать, чем вызвал он такое к себе нерасположение. Только по двум делам были у него сношения с Халифою — по гюйтапинскому (о земле) и по адинскому (о тамошнем храме); но чем же виноват он, Салар, что Тавриз ничего не отвечает на его представления. А что касается Беджановского дела, то Салар еще ранее спрашивал Халифу, что и как сообщить по этому делу в Тавриз; спрашивает и теперь, чего Халифа желает, и соответственно его желанию Салар сейчас же протелеграфирует в Тавриз и уверен, что ответ не замедлит последовать самый удовлетворительный для Халифы.
Я велел растолковать этому наивному хитрецу, что мы очень терпеливо умеем ждать и вовсе не желаем затруднять высоких правителей Персии экстренными напоминаниями о делах, нас интересующих. Все, нас касающееся, находится в надежных руках г.Тавризского Генерального консула, и я уверен, что желанный для нас ответ о решении адинского дела мы получим от г.консула в одну из ближайших почт и во всяком случае скорее, чем это делает обыкновенно Саларовский телеграф. Если только это хотел мне сказать Салар, то он напрасно меня потревожил, и я прошу его на будущее время приглашать меня только в том случае, если у него действительно есть что-нибудь сказать мне. Салар страшно заерзал на своем стуле и стал просить подождать, потому что у него действительно есть очень важные сообщения, но он боится только передать их Халифе. Я отвечал, что если сообщения Саларовские прямо меня не касаются, то я не имею причин добиваться их, а если дело касается Русской Миссии, то я, конечно, получу известия из надлежащего источника, а Салар только лишний раз докажет мне свое полное нерасположение к Русской Миссии. Мало-помалу губернатор выволок из своего чемодана все полученные телеграммы по делу адинской церкви и, наконец, последнюю, в которой ему объявляется выговор, что адинское дело было представлено в Тавризе в неправильном освещении, и приказывается объявить, что церковь в Ада принадлежит православным. Телеграмма о вызове Ушана-хана была написана отдельно. Долго не хотел Салар давать мне удостоверение о принадлежности адинской церкви православным; говорил о молодости Валиахда, и о возможности перемены в его воззрениях на дело, говорил о необходимости еще раз спросить в Тавризе, наконец, стал обещать, что пришлет нужную бумагу сегодня же вечером, но просит только до времени никому не говорить об этом деле. Я отвечал ему, что правительственных распоряжений никому стыдиться не приходится, а потому прятать такие распоряжения без действительно важных причин нельзя, а у меня таких причин не имеется. Ждать до вечера нужную бумагу я не могу, потому что хорошо знаю забывчивость губернатора, много раз обещавшего прислать мне документ на право владения землею в Гюй-тапа, но до сих пор не исполнившего своих обещаний. Только унося с собою документ, я буду знать, что был у Салара действительно за делом, а иначе не перестану считать эту двухчасовую беседу потерянным временем. Наконец документ был написан и на обратной стороне текста приложены даже две печати. Получивши эту бумагу, я послал Вам телеграмму, а сам уехал в Барандузский округ, где в это время болтался некий диакон Шлимун, выдающий себя за посланца Мар-Шимуна и собирающий якобы в пользу последнего рэшиту. Трое суток не было меня дома. Тем временем Салар, видимо, снова запрашивал Тавриз об адинской церкви и в мое отсутствие прислал в Миссию текст новой телеграммы Валиахда, подтверждавшего еще раз, что церковь в Ада должна принадлежать православным христианам персидским подданным. Упоминание о персидских подданных наводит меня на догадку, что текст моей телеграммы к Вам встревожил местных правителей. Я назвал в телеграмме церковь «нашею», и вот получилось разъяснение о владельческих правах на нее только за персидскими подданными признаваемых. Может быть, телеграмма эта и действительно была от Валиахда, а может быть, ее сфабриковал и сам Салар при содействии Ушаны и телеграфного начальника.
Ушана старается собрать как можно больше народу для сопутствия ему в Тавриз: с ним отправится все наличное количество несторианствующих. Всяких угроз по нашему адресу распространяется многое множество. Говорят, что сам муштеид, все муллы и помещики дают Ушане удостоверение о чинимых русскими насилиях над христианами старого исповедания. От себя муштеид и муллы будто бы посылают отдельное требование правительству — убрать отсюда Русскую Миссию, нарушающую покой мирных обывателей и властей вмешательством в чужие дела. Сочувствие к несторианам муштеид мотивирует между прочим тем, что это единственные представители христианского исповедания, остающиеся под защитою мусульманских властей. Все же остальные, имея покровителей в лице иностранных Миссий и особенно покровительствуемые Русской Миссиею, совершенно не хотят знать мусульманских властей. Как ни дики эти известия, но приходится и к ним прислушиваться, потому что клеветою и ложью здесь пользуются как лучшим средством для успеха против ненавистных учреждений, даже представители христианских Миссий; чего же ждать от мусульман? В прошлом письме я передавал Вам смысл появившейся статейки в местной католической газете, теперь могу привести Вам точный перевод этой статьи. Помещена она в № 9 от 31 января 1903 г. католической газеты, носящей название «Kala dschrara» (Голос истины) и занимает последний столбец на с.1143 и начало первого столбца на с.1144. Вот эта статья:
...[пропуск, неразб.]
другой Миссии? Теперь хотят, видимо, добиться распространения этого указа и на православную Миссию. Но не надо забывать, что Православие было принято всем народом, считавшимся в несторианстве. Приняла Православие вся местная Церковь с епископом во главе, тогда как католичество вербовало себе единоверцев путем денежных подачек и других компенсаций обращенным. Затем, Русская Церковь не шла сюда с какими-нибудь завоевательными целями, а прислала от себя Миссию, потому что представители народные, говорившие и подписывавшиеся от лица всего назарейского народа, без исключения пола и возраста, письменно свидетельствовали о всеобщей готовности народа к Православию и требовали Миссию для совершения самого акта воссоединения. В Св.Синоде имеется об этом заявление и прошение, в котором на первом месте стоит подпись того самого Ушаны-хана, который агитирует теперь против Миссии и подает вышеприведенные слезницы с жалобами на изгнание хранителей старой веры из отцовских храмов.
Особенно характерна эта жалоба на изгнание из храмов, когда и служба-то в этих храмах, если ее совершают местные священники, правится все еще по старинному чину. Насколько расположены православные люди выгонять кого бы то ни было из своих храмов, может свидетельствовать тот факт, что в нашей городской церкви очень не редки случаи присутствия мусульман, приходящих, конечно, не для молитвы, а из любопытства. И когда я узнал однажды, что бестолковый диакон-сириец пригласил нескольких из таких любопытных об выходе из церкви, то послал сейчас же Милет-башу с извинением от моего имени к тому хану, с детьми которого этот неприятный случай произошел. Я не помню имени этого хана сейчас, но если бы понадобилось, могу его сообщить.
Сейчас Ушана-хан, сказавшийся между прочим больным, чтобы отсрочить поездку в Тавриз, делает все, чтобы симулировать так или иначе существование в Урмийской провинции несториан и несторианской церкви. Состоящий на жалованьи у англиканской Миссии турецкий подданный — горец епископ Мар-Дынха, как истый вор, из-под полы, открыл торговлю благодатию, и что дальше, то все смелее и смелее начинает это делать. Я уже писал Вам о поставлении этим епископом в квартире Ушаны-хана священника и двух диаконов для несторианства из людей, записанных в свое время православными, теперь Мар-Дынха снова поставил в несторианского диакона писанного православным некоего Рувима, сына Хнанишу из селения Дигяля (родной брат повара и доверенного человека мистера Парри). С поставлением этого диакона он проделал кунштюк очень вызывающего характера, забравшись для совершения хиротонии в православную церковь, строенную по православному типу, и при ее сооружении была отпущена некоторая сумма из средств православной Миссии; но священника при этой церкви нет. Невежественный хранитель церковного ключа не мог различить несторианского епископа от православного и открыл ему церковь. Так представляют дело алвачцы, но, несомненно, было предварительное соглашение между несколькими алвачцами и Мар-Дынхою. Думаю так потому, что, во-первых, по произведенному дознанию алвачцы в канун того воскресенья, когда Мар-Дынха совершил свой воровской набег на их церковь, употребили даже обман, чтобы убедить священника, который должен был явиться к ним для совершения литургии, перенести службу на следующий воскресный день, во-вторых, известие об этом происшествии в Алваче принесено мне тайным приверженцем Ушаны-хана, человеком ведущим двойную игру, с расчетом ловко сдвурушничать под шум общей сумятицы. Это — именующий себя диаконом Авраам, сын священника Вениамина из Чарбаша.
Рассказавши мне с деланным ужасом совершенное Мар-Дынхою беззаконие, Авраам прямо от меня отправился окольными путями к Ушане-хану для доклада о том впечатлении, какое произвела на меня эта повесть. Думаю, что Ушана-хан принудил Мар-Дынху к этой вызывающей дерзости в той надежде, что мы поднимем шум и крик перед местными властями и таким образом сами заявим о существовании в Урмии не только несторианствующих священников, но даже самого епископа, с которым нам надо бороться; а Ушане-хану тем самым дадим возможность телеграфировать о насилиях, чинимых несторианскому святителю русскими миссионерами. Поэтому я лично не решаюсь ничего сейчас предпринимать против Мар-Дынхи и усердно прошу Ваших указаний, как быть мне с этим волком, прибежавшим из турецких пределов. Нет ли каких-нибудь способов пугнуть его отсюда без моего вмешательства? На завтра (26 число), говорят, назначена еще новая хиротония у Мар-Дынхи, и опять же в Алваче. Поэтому туда отправится утром о.иеромонах после ранней литургии в городской Мар-Мариамской церкви и там пропоет литургию, которую будет совершать священник-сириец. Я сам в шестом часу утра выеду для совершения литургии верст за 20 от города в село Чамаки. Сегодня по моему совету туда уже выехал епископ Мар-Ионан; там он заночует, а утром отправится к службе в село Караджалу неожиданно для караджалинцев. Среди них готовится, вероятно, тоже немалый соблазн в скором времени. Помещиком Караджалу состоит Мамад-али хан Назими-Салтана, тот самый, который не хотел пустить к себе в село покойного протоиерея Синадского и за это был оштрафован на весьма чувствительную сумму. Обиды этой он, конечно, не забыл и всегда поэтому готов напакостить русским.
Ушана-хан сейчас же воспользовался таким настроением помещика караджалинского. Заметив, что мы придаем очень большое значение поездкам по селениям с богослужебными целями, Ушаны-хан деятельно принялся хлопотать, чтобы оставить нас без церквей. А чтобы обида была для нас чувствительнее, он направил свои козни как раз против тех церквей, которые строены уже по православному образцу. Первый опыт был сделан относительно церкви в селении Ада, а оттуда внимание Ушаны было перенесено на церковь караджалинскую, имеющую тоже православное внутреннее устройство, а теперь, как видно, особенно устремляется на такую же церковь в Алваче.
Село Караджалу большое и весьма разноверное. Там и протестантов много, и католики есть, и даже баптисты имеются. Тем не менее, по первоначальной записи, все, числившие себя несторианами, записались в Православие. Таких православных зарегистрировано было 385 человек, и для этой паствы существует два священника — Геваргиз и Тамраз. Строителем церкви был собственно священник Геваргиз. Когда денег, собранных с прихожан, оказалось недостаточно, священник Геваргиз, в компании с двумя почетными сельчанами, занял 50 туманов у армян. Долг этот из года в год переписывался с добавлением процентов и теперь возрос до 197 туманов. При первом посещении Караджалу мне никто не обмолвился ни одним словом о существовании на церкви долга и таком его постоянном нарастании. Но помещик караджалинский, конечно, хорошо знал об этом долге, сообщил о нем и Ушане-хану, и совместно с ним они открыли поход против православного храма. Младшего священника Тамраза поманили возможностью быть старшим, а одному из участников долгового обязательства за церковь была нарисована заманчивая перспектива явиться единоличным обладателем караджалинской церкви. Для облегчения ему будущего хозяйничанья в храме, племянник его получает поставление во священника от Мар-Дынхи в доме Ушаны-хана. Священник этот начинает претендовать на право священнодействия в караджалинском храме, так как дядя его состоит поручителем за числящийся на церкви долг. Старший священник отказывает ему в таком праве, а младший Тамраз, видимо, покровительствует этой узурпации. Известие о существовании долга, наконец, доходит до Миссии. Я предлагаю священникам заплатить числящийся за церковью долг по счетам, чтобы перед Миссиею были должниками сами священники и больше никто. Тогда приказчик Мамад-али хана Шакюр-ага начинает уговаривать жителей селения не допускать русских к расплате за церковный долг, чтобы они собрали сами между собою потребную сумму для уплаты долга, обещая им помощь от помещика в 30 туманов. Этот добродетельный татарин заявляет, между прочим, что рад очень, если и русские будут молиться в караджалинском храме, но он хочет, чтобы храм был открыт для всех желающих. Услыхав это, баптистский проповедник в селе предложил внести со своей стороны 20 туманов с тем, чтобы ему был предоставлен один день в неделю для проповеди в караджалинской церкви; такое же предложение сделано и протестантскими проповедниками. Таким образом нашу православную церковь, в которой не один раз уже была совершена Божественная литургия, Ушана-хан, при помощи татарина-помещика, хочет обратить либо в несторианскую, либо в какой-то съезжий дом. Негодяйство духовенства, конечно, много помогает ему во всей этой истории, но будем все-таки стараться, чтобы не допустить поругания над Господним храмом. Чтобы разобраться хоть немного в этом деле, я и просил епископа с возможною поспешностию и без предварительных извещений отправиться в Караджалу завтра к обедне. Принесет ли какую пользу эта поездка, не знаю.
Знаю одно только, что чем дальше, тем все больше и больше ссужаем мы Вас нашими делами. При всем желании щадить Ваше время и глаза, прямо не вижу возможности, как это сделать, а потому молимся только усердно о здоровье Вашем и о том, чтобы Господь продлил Вам терпение выслушивать нас и поддержал бы в Вас неослабную охоту помогать нам.
Опять кровавое дело, и чтобы рассказать его, потребуется, вероятно, еще не одна страница.
13 января в послеобеденную пору совершено покушение на жизнь священника Александра из селения Энгиджа. Шел он в город в сопровождении двух прихожан, и недалеко от селения Чамаки встретил его мусульманин, вооруженный ружьем и кинжалом. Спросивши священника, откуда он идет, и узнавши, что из Энгиджа, татарин остановился в упор против о.Александра и начал вкладывать патрон для выстрела. Предвидя беду, священник схватился за ружье и начал вырывать его у разбойника, закричавши в то же время о помощи двум своим спутникам, несколько его опередившим. Тогда татарин бросился на о.Александра с кинжалом и нанес ему две раны. Прибежавшие на помощь спутники о.Александра отняли раненого от дальнейшей татарской расправы, а также отняли у насильника и ружье, и кинжал. Раненого доставили в Чамаки и положили там в доме священника. Мне стало известно об этом происшествии к вечеру следующего дня, и 16-го числа после литургии я отправился с диаконом Саргизовым в Чамаки навестить раненого. Около больного ухаживали мать и жена его, хозяева дома и знахарь-сириец, славящийся искусством лечить раны. Спрашивать самого больного о происшедшем было невозможно, но я видел снятую с него одежду, очень густо пропитанную кровью. Мне сказали, что совершил нападение слуга помещика из селения Абаджалу, ведущий дружбу с энгиджайским помещиком. Связывать с настоящим случаем имя энгиджайского помещика у близких о.Александру людей есть очень понятные побуждения, так как еще не забылось недавнее насилие, учиненное этим помещиком над о.Александром. Помещик этот очень избил о.Александра и, как состоящий на службе у Меджи-Салтанэ, был наказан тем, что должен был в присутствии сослуживцев и нашего Милет-баши просить у обиженного священника извинения, а также заплатить ему свой давнишний долг в несколько туманов.
О всем случившемся очевидцы донесли серперасту 14-го числа, и, как мне передавали, тот распорядился арестовать нападавшего. Но на следующий день серпераст признал это дело не подлежащим его компетенции, так как в случившемся замешан мусульманин, и суд должен поэтому принадлежать губернатору. Вчера старший чиновник серпераста сообщил епископу Мар-Ионану, что Салар очень просто разрешил это дело: взял с виновного приличный пешкеш и отпустил его на свободу. Сообщение это может быть и вздорное, но в этой чиновничьей откровенности слышится все-таки голос обиженного дельца, у которого ускользнул из рук хороший куш. Решение же дела по существу будет всегда одинаковым, в какой бы инстанции Урмийского суда оно не разбиралось. На этот счет и губернатор, и серпераст придерживаются одного судебного кодекса: «дай деньги и режь кого хочешь». Хорошо убежденный в этом, я озабочен одним только, чтобы наше имя никаким образом не было примешиваемо к делам, кои вершатся у представителей власти и суда в Урмии. Поэтому я посылал даже недавно к серперасту диакона Саргизова с нарочитым заявлением, что никому и никогда, ни даже Милет-баши, не даю права говорить в Серпераст-хане от нашего имени; прошу серпераста иметь это в виду и знать, что когда мне представится нужным подать свой голос или понадобится навести у серпераста какую-нибудь справку, то я буду посылать или диакона Саргизова, или г.Иванова, или другое лицо доверенное, но непременно из русских подданных. Сделать этот шаг меня заставили доходящие со всех сторон слухи, что среди местных властей существует сильное неудовольствие на русских миссионеров за вмешательство в судебные дела.
Заявление это вызывает очень понятное неудовольствие в пастве Мар-Ионана, потому что все ее члены желали бы от нас совершенно иного. Для иллюстрации я приведу Вам в переводе ту корреспонденцию, которой обменялись мы 23-го числа января со священником селения Мушава о.Вениамином. Вот его письмо:
Достойному почтения православному миссионеру Высокого Русского Царства: любовь и мир да приумножатся во Христе! Да будет Вам известно относительно больного священника о.Александра из Энгиджа, что здоровье его не улучшается. Теперь долг Ваш в том, чтобы найден был ранивший, и пусть он на допросе покажет, откуда все это дело получило начало.
Во-вторых, мы уговорились с доктором Эйвазом о лечении больного за 20 туманов. Упомянутый доктор обнадеживает нас относительно выздоровления.
Надеемся, что Вы не вставите (без внимания) этого ужасного дела: в противном случае нам нельзя будет выходить из дверей своих домов. От нижайшего слуги священника Вениамина из Мушава.
Ответ этому батюшке послан на сирийском языке приблизительно в таких выражениях: «Достопочтенный о.Вениамин! Письмо Ваше с приветствием получили, за которое весьма благодарим и сами также выражаем мир и любовь Вам. О несчастии, которое постигло о.Александра энгиджайского, мы знаем и сейчас же, как только узнали, выразили о.Александру свое сочувствие и посетили его в селении Чамаки. Очень желаем, чтобы о.Александр скорее поправился, и просим Вас позаботиться, чтобы доктор лечил о.Александра хорошо. Если у о.Александра нет средств для уплаты доктору то Миссия уплатит за него все, что будет нужно. Но Вам должно быть известно, что для всяких Ваших судебных дел существует Милет-баши, которому Миссия платит достаточное жалованье, чтобы он мог усердно служить народу. Милет-башу, как представителя народного, знают и персидские власти. От него Вам нужно спрашивать те сведения, за которыми Вы обращаетесь ко мне. Я же с своей стороны могу только сообщить г.Генеральному консулу о печальном событии с о.Александром, и это сделано будет. Подпись». Приведя эту переписку, я исполнил данное обещание и могу теперь дать Вам покой. Простите за слишком затянувшееся послание. Примите привет от всех моих сотрудников и передавайте его от нас сослуживцам Вашим.
P.S. Подписку беджановскую, согласно Вашему совету, посылал к серперасту, но он опять отказался утвердить ее, ссылаясь на отсутствие на этот счет распоряжений из Тавриза. Архимандрит Кирилл
Слава Богу, Беджановская эпопея кончилась, по крайней мере в местных официальных сферах, — кончилась, благодаря влиянию г.Тавризского Генерального консула, совершенно для нас благополучно. Но вся эта история выяснила для меня истинный характер отношения к нам так называемого православного населения Урмийской епархии. Мы всецело во враждебном лагере. Окружающие нас ласковые речи, приятные улыбки, выражения глубокой преданности и покорности Православию только прикрывают, по привычной восточной хитрости, плохо скрываемые чувства вражды и ненависти. Чувства эти выступают затем наружу с тем большею напряженностью, чем меньше удалась попытка провести нас и обделать какое-нибудь хищническое предприятие, направлявшееся или против кошелька нашего или против православного дела вообще. Как бы ни были малочисленны враги эти, но их достаточно все-таки в такой мере, чтобы в продолжение, например, четырех месяцев тормозить нам дело, в котором справедливость требований наших была более, чем очевидна. И если бы не энергичная поддержка г.консула, то никакая правота наша не могла бы обеспечить нам уважение наших прав. В стране, где взаимные отношения граждан регулируются не законом, а личным усмотрением правительственных чиновников, можно опасаться всяких неожиданностей, если не считать для себя нравственно-дозволительным обращаться к подкупу и обману.
Все враги наши группируются около доктора Ушаны-хана, который в числе первых подписал прошение в Св.Синод о присылке сюда Духовной Православной Миссии. Ближайшим его помощником и советником является Давид-малек, сын диакона Геваргиза, бывший некоторое время слушателем нашей Петербургской академии. Самую энергичную поддержку лица эти получают и советом и деньгами от англиканской Миссии. Другие Миссии только поддакивают и в выражении своего сочувствия нашим врагам не идут пока далее помещения в своих газетах какой-нибудь статейки, которая должна показывать нам, что у пишущих тоже камешки за пазухой набраны.
В настоящее время доктор Ушана-хан требуется в Тавризе для некоторых внушений, но всячески оттягивает свой отсюда отъезд. Сообщая мне об окончании Беджановского дела, г.консул пишет между прочим: «Как бы то ни было, вопрос этот решен, несмотря на интриги кучки несториан, во главе с доктором Ушан-ханом, поддерживавшиеся как местною властию, так и одной из инославных духовных Миссий. Решением этим дано понять тем и другим, что справедливые требования Православной Духовной Миссии имеют за собою должную поддержку.
Для отрезвления единомышленников Ушана-хана и их покровителей от козней против вверенной Вашему Высокопреподобию Миссии мною уже приняты меры. Пока Ушана-хан, по требованию моему, имеет быть вызван в Тавриз для получения должного внушения, сопряженного с хорошо ему известными денежными расходами». Г.консул в частном своем письме ко мне возлагает большие надежды на отрезвляющее действие тех внушений, какие получит Ушана-хан в Тавризе. Дай Бог, конечно!.. Но я лично не могу смотреть в будущее с особенным оптимизмом и должен всегда готовиться к новым нападениям на наш лагерь, тем более что главный вдохновитель Ушаны-хана, ласковый мистер Парри, человек не с сирийским куриным умом и не с робким характером, от испытанной сейчас неудачи должен еще более проникнуться желанием всякого вреда местному православному делу и его представителям.
Мистеру Парри желательно доказать теперь, что несторианство в Урмии существует и со дня на день усиливается. Поэтому всякий недовольный епископом священник, а особенно запрещенный в священнослужении за какое-нибудь злохудожество, сейчас же получает через Ушану-хана предложение объявить себя несторианнном; предложение сопровождается денежным подарком туманов в 10, и смута в селении готова. Так занесторианил бывший священник из селения Нази по имени Эйваз. Православие Эйваз принял при первом появлении здесь Русской Миссии и, будучи уже православным священником, овдовел. Несмотря на свой преклонный возраст (свыше 60 лет), Эйваз пожелал вступить в новый брак. Не получивши на то разрешения от архимандрита Феофилакта, он возвратил в Миссию священнический крест, отказался от священства и женился. Архимандрит вскоре был отозван, а епископ, видимо, дал какое-то условное разрешение Эйвазу совершать в церкви некоторые богомоленья: ключ от церкви во всяком случае оставался у Эйваза, а привычное для местного духовенства второбрачие никого, видимо, не соблазняло. Ко мне Эйваз являлся с надеждою получить снова признание в сане, но ему объявлена полная безнадежность таких исканий. Тогда Эйваз обратился к Ушане-хану и тем был признан в своем священническом достоинстве и начал пользоваться всею полнотою священнических прав. Посетивший село о.иеромонах разъяснил жителям, что Эйваз не может быть священником и что считающие себя православными не должны иметь с ним молитвенного общения. Тем не менее Эйваз продолжал заведовать церковью и после этого. При посещении села Нази епископом к нему явились старики сельские с заявлением, что все они хотят быть верными Православию, но Эйваз, забравший церковный ключ и колокол, приобретенный на общественные деньги, нудит их к отречению от Православия. Тогда пришлось и ключ, и колокол отобрать от Эйваза при содействии светских властей. Эйваз был позван в город к серперасту (христианский губернатор), получил приказание возвратить ключ и колокол доверенному от православных, а в пользу серпераста уплатить туман за беспокойство. Дело, как видите, не очень громкое, но оно дало повод интриганам телеграфировать в Тавриз и в Тегеран о притеснениях, которые терпят от нас представители древнего исповедания. Тогда же была сделана попытка со стороны англиканской Миссии изобразить Беджанова в тюремном заключении прикованным цепью за шею к стене. Фотография эта должна была иллюстрировать те мучения, которым подвергаются от персидских властей православные священники, навлекшие на себя неудовольствие Начальника Русской Миссии. Говорят, что попытка эта даже удалась, и я думаю, не без содействия самого серпераста. Один из секретарей нашего Тавризского консульства, поздравляя меня с праздником, писал между прочим следующее: «По-видимому, англиканцы угрозу свою снять с Беджанова фотографию “в тюрьме” и в “цепях” привели в исполнение, но, чем бы дитя ни тешилось, пусть забавляется, Вас это никоим образом беспокоить не может». Я и не беспокоюсь, тем более что к тому времени должна была получиться в консульстве данная Беджановым подписка на персидском языке следующего содержания: «Я, священник Геваргиз Беджанов, из селения Ада, даю это письмо Начальнику Православной Духовной Миссии, как выражение моего искреннего чистосердечного признания, что церковь в селении Ада строилась только для православных христиан, деньги на ее построение давали только православные люди, и самая церковь должна находиться в заведовании и распоряжении православной Духовной Урмийской Миссии. От кого и сколько денег взял я на построение этой церкви и как эти деньги израсходовал, в том обязуюсь дать отчет по первому требованию начальника православной Миссии. Все свое поведение с августа месяца сего года, когда я восстал против своего законного епископа Мар-Ионана и произвел через то смуту среди православных людей своего селения, я признаю теперь тяжким грехом и прошу епископа и православную Миссию ходатайствовать перед Св.Синодом о прощении мне сего греха. Никакого вмешательства в церковные дела как селения Ада, так и в других селениях я себе отныне не смею дозволить и если бы нарушил это обещание, то должен подвергнуться наказанию по суду как возмутитель народа и его спокойствия. Буду счастлив, если Св.Синод оставит меня священником, но если меня лишат священного сана или запретят в священнослужении, то обязуюсь подчиниться с покорностью суду церковной власти и не осмелюсь совершать священнослужения или называться священником. Поручителем полной искренности всего сейчас здесь написанного от моего имени являются почетные односельчане мои, прилагающие здесь свои подписи. Они же свидетельствуют, что церковь в Ада устроена действительно для православных и должна находиться в заведовании Православной Духовной Миссии. В случае неисполнения мною этого обещания руководители Православной Урмийской Церкви могут просить светские власти о привлечении меня к ответственности и воспрещении мне какого бы то ни было самовольства».
Когда Беджанов давал мне эту подписку, у него совсем уже было устроено дело с Ушан-ханом о признании адинской церкви несторианскою. Мошенники заручились содействием местных властей, рассчитывали на полную безнаказанность и готовили, кажется, себе веселую тему для рассказов о том, как дурачили они начальника Православной Миссии. Несмотря на то, что подписку эту отказался утвердить серпераст, несмотря на то, что через час после составления этой подписки мне был предъявлен текст полученной еще два дня тому назад губернатором телеграммы о признании адинского храма несторианской собственностью, все дело приняло все-таки подобающий оборот: церковь признана нашей, и я имею выданный на этот счет документ от губернатора. Ушана-хан должен будет отправиться в Тавриз и там очень растрясти свой кошелек, а губернатор, как это обещано уже г. консулу, будет смещен по окончании мусульманского года (9 марта). Но сколько все-таки в общем эти негодяи берут нервного напряжения, просто страсть! В каком направлении движется их интрига сейчас, о том я подробно изложил в своем последнем официальном письме к консулу. Письмо это прилагаю здесь в копии для Вашего прочтения. Там Вы найдете между прочим и направленную против нас католической Миссией газетную статью. Ужасная в общем страна, ужасные люди — совершенно обезверившиеся и изнаглевшие! И если в этом религиозно-нравственном уродстве много природного, национального, то еще больше привитого усилиями иностранных миссионеров. Приемы их деятельности здесь прямо поразительны. Я считаю нужным дать для Вас хотя краткую характеристику этих приемов, чтобы Вам видно было, как шла порча народа и какие, следовательно, задачи предстоят нашей Миссии здесь.
Об англиканской Миссии я отчасти уже писал Вам. Последующие наблюдения только еще больше подтвердили мои первоначальные выводы. В какой степени англизировали миссионеры своих воспитанников, можно судить по тому, что священники, вышедшие из английской школы, совершенно не знают содержания своих богослужебных книг. Между тем на этих книгах, даже в самом строе языка, сильно сказывается греческое влияние. Будь сирийские пастыри внимательны к своей церковной сокровищнице, они гораздо больше сохранили бы способности воспринимать церковные уклады от Восточной Церкви. Но отнявши от воспитанников наследие отцов их, англикане не сказали им, что готовят в лице их деятелей для давно затеянной унии с англиканской Церковью. Коммерческие люди не хотели давать своим воспитанникам даже и повода подумать, что они работать будут в интересах Англии, потому что тогда воспитанники могли потребовать платы за услугу. Предпочитали создать кадры сотрудников, которые являлись бы бессознательными помощниками своих воспитателей, и действительно насадили такого духовенства весьма достаточное количество. Но в душе у этих англичан на сирийской подкладке должен был оказаться совершенный сумбур, разрешившийся почти у всех самым глубоким равнодушием к религиозным интересам. Что бы ни исповедовать, лишь бы только выгодно и удобно было! При наличности такого настроения оказались возможными даже такие явления, что диакон, отбивши предварительно жену у священника, бежал с родины и принял мусульманство. Что мог получать народ от подобного духовенства, судите сами.
Американские пресвитериане, работающие здесь более 60 лет, сделали для религиозного растления народа сирийского не менее, чем англиканская Миссия. На знамени своем они ставят веру во Св.Троицу как нечто единственно обязательное для спасения и необходимое для получения права на пользование их помощью и покровительством. Поэтому с полною терпимостью оставляли они сирийцам и их богослужение, и обряды, и звание кашей и шамашей за духовенством; один из первых миссионеров сам даже принял поставление в священники от несторианского епископа Мар-Илии: но самым игнорированием своим всех подробностей церковно-религиозного ритуала они приводили народ к мысли о случайности и ненужности ритуальных требований. Детей же, которых брали к себе на полное воспитание, они сумели, конечно, вырастить в желательном направлении. А мало ли за все время своего здесь пребывания успели они воспитать сирийских ребят! Надо видеть так называемую Kal’y, главное сосредоточие всех американско-пресвитерианских учреждений, чтобы представить себе, каким широким влиянием пользуются в народе и какими огромными и денежными, и интеллектуальными силами располагают они для этого.
Усвоивши в школе воззрения, что священство внешне — вещь, совершенно безразличная для спасения, но ценя все-таки некоторые внешние удобства, связанные с званием священника, многие из протестантских воспитанников по выходе из школы начинали домогаться священной степени, нередко с согласия своих воспитателей. А так как право на хиротонию измерялось всего только несколькими рублями, платившимися епископу, то при обилии епископов, искавших заработка, всегда было можно такой хиротонии удостоиться. Поддержанный затем своими многочисленными сельскими родственниками, такой хиротонисанный пресвитерианец очень скоро получал в свое время какой-нибудь сельский приход. Находясь фактически в подчинении у епископа, он всем своим внутренним настроением служил пресвитерианской Миссии. И последняя не жалела средств на устройство в таком приходе школы, поручая преподавание там самому священнику который распевал со своими учениками пресвитерианские гимны не с меньшими охотой и умением, чем и несторианские кярюзуты. Обычно в таком приходе стена к стене с несторианским храмом прилеплялся и молитвенный дом пресвитериан. Здесь наезжавшие по временам миссионеры показывали народу, после произнесения краткой молитвы, туманные картины с подобающими разъяснениями и понемногу приручали к себе народ. Случалось иногда, что у священника происходила размолвка с епископом. Тогда приходской батюшка открыто переходил на сторону пресвитериан и, сохраняя за собой звание каши, становился официальным пресвитерианским проповедником в сельском храме. Невежественный народ считал подобное отступничество только заменою одних покровителей другими, более щедрыми и тароватыми, и не оставлял своего священника-родственника. Стоявшая в общении с несторианскими епископами англиканская Миссия должна было идти на компромиссы и путем уступок и усиленных подачек возвращала непокорного священника к повиновению епископской власти. Раскаявшийся и с епископалов взятку взял, и обыкновенно пользовался этим приемом всегда с достаточным успехом.
Со временем я сочту своим долгом представить в Св.Синод более или менее обстоятельные сведения о сирохалдейском духовенстве*; здесь же приведу на выдержку две-три записи из делаемых мною по личным расспросам у самих священников и диаконов.
* Это обещание архим.Кирилл вскоре выполнит, представив отчет «Урмийская Православная Духовная Миссия с сентября месяца 1902 года по август месяц 1903 года».
Священник Иосиф Инвиев Ильяев из селения Ангар, 65 лет от роду учился в продолжение 5 лет в американской Миссии и по окончании образования состоял у американ 4 года евангелистом и 30 лет учителем в школе. Звание пресвитерианского евангелиста не помешало Иосифу получить рукоположение в диаконы от епископа Мар-Гавриила, а полученное 25 лет тому назад поставление во священники от самого Мар-Шумуна не воспрепятствовало занятиям Иосифа в содержимой пресвитерианами школе. Православным сделался священник Иосиф при первом же появлении здесь русских миссионеров.
Священник Юханна из Диза-Такя, 58 лет от роду, учился у американ в селениях Шаматаджиан, Карагаче и др. на жаловании от англиканской Миссии. 27-ми лет отправился в Россию и в селении Куйласар Эриванской губернии принят в лоно Православной Церкви священником Давидом Гургенидзе. Через два года возвращается на родину и принимает рукоположение в диаконы от несторианского епископа Мар-Гавриила, а через 9 лет, за плату в 5 туманов (около 10 руб.), поставляется во священника от епископа Мар-Соришу (ныне православный Мар-Авраам) к церкви селения Диза-Такя и Шаматаджиан. С прибытием русских миссионеров священник Юханна был признан в достоинстве православного пастыря без всякого чина присоединения и в числе первых получил крест, усвоенный русским священникам. Когда начальник Русской Миссии был отсюда отозван, а второй священник селения Диза-Такя, носящий татарское имя Тарвердий, начал обижать священника Юханну, как последнему казалось, с согласия епископа, тогда Юханна передался в сторону Ушаны-хана и дал тому письменное обязательство навсегда остаться несторианином. В настоящее время этот священник Юханна снова принят епископом Мар-Ионаном в общение с Православной Церковью.
Я мог бы исписать целые страницы такими curricula vitae, но во всех их будут варьироваться только подробности, а сущность останется та же, поэтому довольно и двух. По этим примерам Вы можете судить, каков состав духовенства, которому вверена была религиозно-нравственная жизнь якобы несторианской части урмийских сирохалдеев, соединившихся с Православною Русской Церковью.
Остается еще сказать несколько слов о католической Миссии, представляемой здесь орденом лазаристов. Метод привлечения на свою сторону народных симпатий в этой Миссии однороден с приемами остальных Миссий: те же подачки, заступничество перед властями и всякие одолжения. От прозелитов требуется только признание папы главою Церкви, и затем все подробности остаются в церковной жизни сирийцев не тронутыми. Для проведения в сознание сирийцев особенностей католической догмы употреблен такой прием: при печатании богослужебных сирийских книг, содержащих изменяемые молитвословия годичного круга, между сирийскими древними восследованиями вставлена нарочито переведенная на древний сирийский язык служба на праздник в честь «Непорочного зачатия», в честь «Тела Христова» и т.п. На местах сельских священников у католиков состоят природные сирийцы, но воспитанные при Миссии. Воспитательный режим очень строгий. Воспитанник в продолжение десяти лет не отпускается из коллегии к своим родным и отшлифовывается в довольно типичного католического ксендза, только не бреющего бороды. Каждый священник сельский получает около 12 рублей месячного жалования и 50 коп. за каждую совершенную мессу. В воспитанниках католической Миссии не видно уже того шатания (неразб.), образец которого представил я выше. Есть, впрочем, в селении Диза священник-католик, который несколько лет тому назад отправился в Россию; принял там Православие у тифлисского протоиерея о.Гургенидзе, обошел со свидетельством о своем Православии Русскую землю, собрав весьма обильную жатву нашими рублями и, возвратившись на родину, как ни в чем не бывало снова стал во главе своего католического прихода. Страсть к наживе заставляет и мирян не отставать от своих пастырей.
Видя, как друг перед другом наперебой хлопочут инославные миссионеры, чтобы приобрести большее число сирийцев в свое исповедание, и постоянно набавляют подачки за принадлежность к такой, а не другой Миссии, халдеи хорошо могли смекнуть выгоду своего положения. Каждый из них стал смотреть на себя как на владельца очень ходкого товара и торговал этим товаром направо и налево. Сегодня он был англиканином, завтра пресвитерианином, через день католиком, в существе же своем — религиозною окаменелостию, которую только по недоразумению признают еще живым организмом. Оживут ли кости сии, то ведомо одному Господу и лежит в руках Его неисчерпаемого милосердия. Я верю, что Господь Русской именно Церкви судил вдохнуть душу живу в эту сирохалдейскую мумию, но поскольку всесовершающая благодать Его действует через людей и до известной степени даже под условием их внутреннего достоинства и усердия, то необходимо предполагать здесь весьма продолжительную и ожесточенную борьбу с князем мира сего. Я не смею утверждать, что огнь борьбы сей уже возгорелся, но зарево его уже видится. Да изводит же сегодня Господь делателей сильных верою, разумом, терпеливым усердием и любовною покорностию старшим; словом, таких, каким является сейчас иеромонах Сергий.
Я все еще не могу отправить в Св.Синод перевод литургии на сирийский язык, потому что его приходится много раз пересматривать. Чем больше осваивается о.Сергий с языком, тем становится строже к предшествующей работе. Знакомясь с богослужебными книгами, он находит все более подходящие выражения для той или другой мысли, и перевод тогда редактируется заново.
Я писал Вам раньше о той легкости, с какою здесь совершается развод супругов. Теперь у меня есть недоуменный вопрос, на который прошу Вашего авторитетного решения. По здешним селам имеются женщины, у которых мужья ушли с родины свыше пяти лет тому назад и не подают о себе известия. Тут между тем находятся к покинутым женам женихи. Можно ли ограничиться только епископским признанием этих женщин свободными от прежнего брака или необходимо просить разрешения вопроса у Св.Синода?
О епископе особенно много говорить не приходится. Он истинный сын своего народа и с этой точки зрения должен оцениваться. Хитрит он и лжет с тою же наивностью, как и повелевает ему духовенство и управляемый им народ. Иногда приходится очень откровенно говорить с ним на весьма щекотливые темы. Слава Богу, что нам с о.Сергием при этих объяснениях не требуется уже переводчика, соблазну меньше.
Особенно огорчил меня епископ с Беджановским делом. Стоило это дело очень большого нервного напряжения; и вот, когда Беджанов был доведен до необходимости принести письменное покаяние, епископ с заднего крыльца засылает к нему требование: прежде отчета перед Миссией внести епископу 100 рублей из собранных в России денег. На сделанное мною потом представление епископу о неуместности подобного требования он оправдывался своим желанием помочь той женщине, муж которой был дан Беджанову в спутники, но был брошен им последним в Тифлисе. У этой женщины, между прочим, епископ снимает свое городское помещение, так что желание помочь вызывалось просто необходимостью расплачиваться за квартиру. И это делается после того, как только получил милостынную дачу сразу за 2 года (2 тыс.руб.). Не чисто обстоит дело и с собиранием рэшиты. Как ни уверяет епископ в своем бескорыстии, но рэшиту он берет. По совершении епископом последней поездки по селам я мог ему при первом же свидании сообщить сведения, сколько взял он в некоторых из сел. Отказываться не приходилось, и на сцену выступили опять бедные. Владыка говорил, что, взявши у богатых, он раздал полученное беднякам. Я советовал ему на будущее время, ввиду происходящих нареканий, не брать денег ни от кого лично, а просто указывать богачам тех бедняков, которым они должны помочь. При новом посещении села можно проверить, исполнен ли долг милосердия, и тогда можно будет или хвалить или усовещивать пасомых, но в карман к ним самому все-таки не лазить.
Здесь держится упорный слух о скором прибытии архимандрита Ильи на родину. Благоволите помешать этому делу. Архимандрит состоит уже, кажется, русским подданным, и потому его можно не пустить из России. Я мечтаю как о большом празднике о наступлении того дня, когда мог бы проводить Мар-Авраама отсюда в Россию. Старик очень желает этого, но Экзарх Грузии не благоизволяет принять такого гостя. Не найдется ли, Владыко, места для Мар-Авраама в каком-нибудь монастыре Петербургской епархии или другой?
Своему сирийцу о.Бадалову я предложил проситься в какой-нибудь айсорский приход Грузинского экзархата, но он не желает. Тогда я признался Бадалову, что не могу держать его при Миссии и обещал ему в скором времени четырехмесячный отпуск с тем, чтобы он из этого отпуска уже не возвращался сюда больше.
Вынуждает меня к этому совершенная непригодность Бадалова к тому делу, на которое он предназначался. Вот, например, факт из недавнего прошлого. Несмотря на настойчивые требования с моей стороны, чтобы служба в селениях правилась командируемыми от Миссии лицами непременно на сирийском языке, о.Бадалов 19 января, отправляясь для совершения литургии в село Диза, «забывает» дома сирийский служебник, но не забывает взять с собой церковнеславянский и по нему правит службу. Он не ожидал, что начальник Миссии, совершавший раннюю литургию в городской церкви, пожелает отслушать литургию и в Дизинском храме. Из желания блеснуть перед земляками своим обрусением, он решил пренебречь настоятельным требованием начальника Миссии. Поэтому и должен будет убраться отсюда. Я всякий раз отнимаю у Вас, Владыко, много времени своими письмами, но никак не могу укоротить их. Простите. Благословите меня и сотрудников.
P.S. 3 февраля. Сегодня получено доброе письмо Ваше от 29 декабря. Искренно благодарю Вас за привет и ободрение. Если о.Павел не будет назначен, изберите сами другого.
С чувством искренней радости прочитал я указ Св.Синода о предоставлении начальнику Урмийской Миссии права обращаться со своими донесениями и представлениями к Вашему Высокопреосвященству и не престаю молить Господа управить дела здешние так, чтобы донесения мои могли явиться для Вас источником радости и утешения. До сих пор этого не было: к каждой доброй вести мне приходилось прибавлять десяток печальных подробностей. То же придется сделать и в настоящий раз. С внешней стороны дела наши обстоят, пожалуй, лучше несколько сравнительно с тем, как приходилось мне изображать их в прошлом письме, но внутренняя сущность положения оттого нисколько не изменилась к лучшему, скорее даже — наоборот. Беспокойства и неприятности, чинившиеся местной Православной Церкви извне во все предшествующее полугодие, до известной степени сдерживали слишком резкие обнаружения многих непривлекательных сторон в правах и обычаях главных представителей местной Православной Церкви. Теперь же настало некоторое успокоение: Ушана-хан около двух месяцев уже пребывает в Тавризе и не знает, скоро ли его оттуда отпустят; мистер Парри и весь состав англиканской Миссии после двадцатого марта отбыли в Кутчанис, так как смерть Мар-Шимуна, случившаяся 22-го числа прошлого месяца, грозит возникновением больших смут в пастве покойного патриарха сирийцев из-за престолонаследия. Таким образом, мы оставлены на некоторое время в покое. И этим затишьем епископ Мар-Ионан не преминул воспользоваться, чтобы заняться своими семейными делами. Родни у абуны многое множество, я даже сосчитать не сумею всех сестер, племянников и племянниц Его Преосвященства, и почти всякий раз, при поездках в Супурганский округ, нахожу все новых и новых представителей рода Марогуловых. Все они в большей или меньшей степени пользуются покровительством епископа, или по крайней мере, считают себя вправе надеяться на такое покровительство. Положим, какая-нибудь сноха абуны завела крупную ссору с католическим священником и не пропускает воду на принадлежащий последнему луг. Обиженный идет с жалобой к Мар-Ионану, но тот, своеобразно понимая родственные свои обязанности, сам принимает участие в возникшем споре и, припоминая жалобщику обиды, причиненные тем давно уже умершему брату епископа, объявляет, что и на будущее время никогда не даст воды для орошения луга священника-католика. Неудовольствие растет что дальше, то больше, и дело может поступить в светский суд. Я просил владыку как-нибудь уладить этот спор, так как рабу Господа не должно ссориться (2 Тим. 2:24), но не знаю, действительно ли примирился он с обиженным священником или просто припугнул того чем-нибудь, только вторичной жалобы по этому поводу не поступало ко мне. Зато поступила жалоба от другого священника супурганского, на этот раз — православного. Священник этот только в феврале месяце рукоположен в священный сан, и сам Мар-Ионан указал его как достойнейшего кандидата, но многочисленные племянники епископа посмотрели на это поставление как на нарушение их прав. Супурганский приход много лет уже находился в ведении рода Марогуловых, и епископу, видимо, пришлось подвергнуться усиленным укоризнам со стороны родственников. Один из них носит сан диакона и является душою недовольных. Этот малограмотный, но весьма злобный диакон выразил прежде всего протест свой тем, что забрал к себе все церковные вещи на дом, считая их личною собственностию своего рода, а потом при свидании со мною на предложенный ему вопрос о причинах непосещения им церкви отвечал, что от такого нарушения его прав, какое ему приходится теперь испытать, он не только не считает для себя возможным посещать сельскую свою церковь, но и православным-то быть затрудняется. Я просил епископа вразумить своего сродника и водворить порядок в церковной жизни Супургана. Мне было дано обещание умиротворить недовольных, но путь к умиротворению, как потом оказалось, был избран далеко не симпатичный. Абуна написал письмо к представителям супурганского прихода и, не говоря нам ни слова, поручил соседнему к Супургану священнику из селения Мушава собрать супурганских прихожан и прочитать им, в присутствии священника, епископское послание. К немалому смущению новопоставленного иерея и его паствы, они должны были выслушать выражения епископского неудовольствия на молодого пастыря за его немиролюбие и другие нравственные слабости (священник этот — лучший представитель сирийского духовенства). Меня в это время не было уже в Урмии, я находился в Тавризе, и очень был смущен, когда по возвращении домой выслушал от о. иеромонаха эту новость. Я нашел нужным сделать епископу представление о крайней неуместности подобной выходки. Во-первых, владыка хорошо знал, что тех пороков, в которых он обвинял супурганского священника, за обвиняемым на самом деле не водится, и епископу следовало бы поберечь свое достоинство и не заниматься разглашением бабьих басен. Во-вторых, священник этот был водворен в приход при особенном участии Православной Миссии и пользуется ее нарочитым попечением, что не составляет, конечно, тайны для его прихожан.
Прежде рукоположения во священники он два месяца провел при Миссии в сане диакона для обучения богослужению, по рукоположении был введен в приход о. иеромонахом 18 февраля сего года, причем о.иеромонах указывал на необходимость доброго послушания со стороны прихожан к своему пастырю. С тех пор неоднократно для сослужения священнику Иосифу командировался в Супурган по праздникам диакон от Миссии, и священник этот признан в такой степени надежным, что ему на Страстной неделе выдан даже антиминс (доверие, оказанное Миссией пока еще первому из всех сельских иереев). Что должны теперь думать супурганцы о Православной Миссии и ее положении при епископе, когда они выслушали епископское порицание пастырю, которого Миссия видимо выделяет перед всеми другими как достойнейшего? Обещал епископ, что ничего подобного вторично не случится, но сдержит ли он свое обещание, за то никак не поручишься. Обещал он мне давно уже не разрешать явно беззаконных браков и между тем дал недавно очень соблазнительное разрешение, соблазнительное тем более, что месяц тому назад он с решительностью утверждал полную невозможность этого брака. В селении Дигяла осенью прошлого года вернулся из России сириец N, писанный православным, и не пожелал принять к себе свою жену, которую несколько лет тому назад отбил от живого мужа. Обиженная женщина обратилась к защите епископа, тогда N передался к партии Ушаны-хана и оттуда получил разрешение на новый брак; он высватал уже себе и невесту, но так как она оказалась православною, то ей вовремя было освещено подобающим образом поведение ее нареченного, и брак не состоялся. Тогда этот многоженец изменяет тактику Он приносит епископу покаяние в своем отступничестве от Православия, дает подписку (кстати сказать, ничего не значащую) пребывать всегда верным сыном Церкви и представляет свидетелей, что в его отсутствие жена его вела себя нецеломудренно. Все эти формально-юридические манипуляции, по словам обиженной женщины, сопровождались и некоторым денежным приношением. Упоминаю об этой подробности только для полноты изложения, но сам я хотел бы верить епископскому утверждению, что такого приношения не было. Во всяком случае брак признан расторгнутым и N вступил в новое супружество в прошедшее Фомино воскресенье. Нам все эти подробности становятся известными, конечно, не через епископа, и к сожалению, в настоящем, например, случае пришлось иметь дело с совершившимся уже фактом, так что поправить дело оказалось невозможным. Я много беседовал по этому поводу с епископом, снова получил обещания, что в будущем мне не придется огорчаться подобными фактами, но с другой стороны вряд ли можно ожидать скорого уничтожения всех этих аномалий. Слишком глубоко въелось в народные привычки это легкомысленное отношение к брачным обязательствам. Надоели супруги друг другу, приглянулась другая женщина, и мотивы для развода налицо. У епископа же и духовенства не хватает нравственной силы и влияния настолько, чтобы противостать этой разнузданности в семейных отношениях. Спасая призрачную свою власть и влияние на паству, они вынуждены потакать этим дурным народным обычаям, но с другой стороны и собственное их нравственное чутье едва ли возвышается над общим уровнем нравственных понятий всего народа. Для них подчас представляется просто невосприемлемой наша точка зрения на дело. Делая иногда попытки быть послушными требованиям православной практики, они сейчас же падают духом перед угрозой просителей изменить христианству и принять ислам. Сколько бы ни разъясняли Вы, что прибегающий к подобным угрозам едва ли может считаться христианином, и что для формального только сбережения его в христианстве не следует освящать Христовым именем его чисто мусульманских склонностей:
Вас никогда не поймут, так как в деле играют главную роль мотивы совершенно из другой области. Переход в мусульманство одного из членов известной семьи дает ему, по государственным законам, исключительные права на родовое имущество, и он получает возможность пустить по миру всех своих родственников, оставшихся в христианстве. Вот почему оказывает такое устрашающее впечатление угроза чья бы то ни было перейти в ислам. Все родственники беззастенчивого просителя будут ходатайствовать о разрешении ему нового брака, лишь бы только отвратить от себя опасность возможного разорения. Поэтому не всегда можно в подобных делах слишком строго судить духовенство, но дурно во всяком случае то, что раз вынужденная уступка явилась дурным прецедентом и в конце концов создала определенную практику. Бороться с этой практикой необходимо, хотя бы и пришлось от того встретиться с возможностью весьма решительных удалении негодных членов Церкви. Но без указаний от Вас я не осмеливаюсь настаивать на применении здесь действующей в России практики о разводе. Я уже просил указаний Ваших относительно жен, покинутых мужьями, теперь позволяю себе и еще раз повторить ту же просьбу, так как случаев таких здесь слишком много, чтобы на них можно было не обращать внимания. Думая, что новое применение здесь нашей русской практики едва ли окажется возможным в скором времени. Может быть, полезно было бы сохранить пока существующую практику епископского решения бракоразводных дел, но подтвердить Мар-Ионану хотя бы письмом на его имя от Вашего Высокопреосвященства, что ни одно из таких решений не должно составляться без согласия начальника Православной Миссии. Тогда, быть может, удастся уберечь епископа от слишком снисходительного отношения к ищущим развода супругам.
С благословения Вашего совершал поездку в Тавриз, где провел Страстную седмицу и первые два дня Светлого праздника. При консульстве внутри двора имеется церковь, построенная отдельным зданием в 18б4 году во имя св.Тихона Задонского вместо прежде существовавшей с 1853 г. в одном из флигелей консульского (тогда еще посольского) дома церкви во имя св.Николая Чудотворца. Антиминс сохранен первоначально данный для церкви св.Николая Чудотворца, и освящен он в 1853 году Высокопреосвященнейшим Исидором, тогда Экзархом Грузии. Церковь очень небольшая, но обставленная весьма прилично и снабженная всем необходимым, даже печать для просфор имеется.
В прежние годы для служения в этой церкви вызывался священник из Александрополя через трехгодичные промежутки времени, и на это затрачивалось 550 с чем-то рублей. С учреждением в Урмии нашей Миссии, в один из первых годов ее существования, с этой целью посещал Тавриз архимандрит Феофилакт, ездивший туда даже вместе с епископом и со всем наличным составом Миссии. Но скоро отношения консульства к Миссии изменились, и поездки в Тавриз с богослужебно-совершительными целями больше не повторялись до нынешнего года. Между тем колония русская в Тавризе все возрастала понемногу, и в настоящий приезд туда мне пришлось исповедовать около 25 человек. В недалеком будущем число это учетверится, потому что в Тавризе сосредоточится управление вновь устрояющейся дороги от Джульфы на Казвин. С одною партией инженеров я уже познакомился в эту свою поездку и знаю от них, что многие из их среды осядут в Тавризе вместе со своими семьями. В большинстве все это люди православные, и оставлять их без внимания в религиозном отношении нельзя. Поэтому я с полным сочувствием встретил намерение г.консула ходатайствовать перед Министерством иностранных дел об ассигновании некоторой суммы, в дополнение к прежде затрачивавшейся на это дело, для ежегодного приглашения священнослужителей на Страстную седмицу и Пасху в консульскую церковь. При этом г.консул выразил пожелание, чтобы священнослужители являлись именно из Урмийской Миссии.
Так как для Миссии всегда полезно поддерживать близкие отношения с консульством, то это желание г.консула можно только приветствовать, и я обещал г.консулу со своей стороны доложить об этом Вашему Высокопреосвященству и испросить разрешения Вашего, или вернее, приказания — принять как непременную обязанность для себя попечение о религиозных нуждах русской православной колонии в Тавризе. Для того, чтобы путешествия в Тавриз не ложились бременем на денежные средства Миссии, мы условились с г.консулом, чтобы за каждую поездку из Урмии в Тавриз священника с диаконом уплачивалось 275 рублей русскими деньгами. Г.консул вносит эти деньги в Тавризское отделение Учетно-Ссудного банка Персии, уведомляет о том начальника Миссии и просит командировать священнослужителей. Никаких денежных предложений поручно командированным лицам не должно делаться; они только пользуются гостеприимством в консульстве. Я особенно настаиваю на таком именно порядке денежного расчета, чтобы предохранить служащих в Миссии от возникновения каких бы то ни было недоразумений друг с другом. Поездки в Тавриз должны оставаться для них таким же служебным делом, как и поездки по селам Урмии.
В настоящий раз я ездил в Тавриз в сопровождении диакона Тихонова и послушника Тулина на своих верховых лошадях, и потому от полученных 275 рублей осталась еще некоторая сумма за покрытием путевых издержек; но при другом способе путешествия (экипаж или наемные верховые лошади) денег этих должно хватать на дорогу.
Выехали мы из Урмии 25 марта после литургии. Прежде отъезда я отслужил молебствие на месте наших будущих построек, и 26-го числа там начали копать рвы для фундамента. Таким образом, с Божией помощью начали мы здесь свои строительные дела. О.Сергий очень устал, конечно, за время моего отсутствия управляться со всеми делами, но тем не менее управился вполне хорошо. Много хлопот потребовалось, чтобы устроить службу на Пасху во всех по возможности церквах по нашему чину. С особенным напряжением пришлось работать над печатанием Пасхальной службы; тем не менее она была готова к Лазаревой субботе и разослана по селениям с соответствующими наставлениями. Были, конечно, кое-где и курьезы с этим делом, но в общем все-таки устроилось все благополучно. Не имея еще красных чернил для типографии, мы всю уставную часть службы напечатали в полстроки, а песнопения во всю строку. При малой грамотности некоторых священников возможны были случаи, что во время службы пелись не только песнопения, но и уставные замечания; так по крайней мере готов был пользоваться данным ему текстом сам Мар-Ионан, несмотря на предварительные разъяснения, сделанные ему о.иеромонахом. Да, не очень грамотен в церковном отношении наш абуна, а Мар-Авраам и еще слабее. О. иеромонах устроил все-таки и того в Пасху к совместному с Мар-Ионаном служению литургии, чем доставил старцу самое полное удовлетворение, но сам за то должен был очень измучиться, водя за руку разом двух архиереев. Несмотря на неизбежные в этих случаях замешательства, служба церковная в Пасху в Урмии, по отзыву о.иеромонаха, произвела очень сильное впечатление своею торжественностью. Храм был полон народом, несмотря на необычное полунощное время богослужения.
Перед самым праздником не обошлось дело без некоторой неприятности. Давно уже отрекшийся от Православия бывший священник селения Джиниза, по имени Бадал, изгнал из джинизинской церкви присланного от Миссии для служения в последние дни Страстной седмицы и в Пасху священника Авдия. О.иеромонах обратился к серперасту за содействием и телеграфировал мне в Тавриз. Серпераст усмирил Бадала, а я по этому поводу имел честь представляться вместе с г.консулом наследнику персидского престола и теперь ожидаю прибытия сюда правительственного чиновника, который должен будет совместно со мною или с о. иеромонахом объехать все селения, опросить жителей о их вероисповедании и решить вопрос о том, кому принадлежат сельские церкви, прежде числившиеся за несторианами. Не знаю, удастся ли этим путем покончить с докучливым вопросом о церквах, или он еще долго не будет давать нам покоя, но во всяком случае это будет и некоторым действованием. Боюсь только чудовищной продажности персидских чиновников, способных за деньги сделать все, что угодно. Консул возлагает большие надежды на этого чиновника. Поживем, увидим.
С возвращением моим из Тавриза работы на миссийском месте можно считать начатыми вполне. Прежде всего сложили два больших сарая для материалов, теперь заканчиваем фундамент под ограду и окончательно приготовляем рвы для фундамента под дом. Кладку фундамента начнем после 1 мая, так как это срок для поставщиков камня. Когда выведем цоколь и произведем закладку здания, думаю послать об этом телеграмму Его Высокопревосходительству г.обер-прокурору с просьбой доложить о том Державной хозяйке нашего участка Государыне Императрице Марии Феодоровне. Если Вы найдете такую затею неуместной, то благоволите воспретить ее мне телеграммой. До 15 мая, думаю я, закладка не состоится. Немного тревожит меня молчание Хозяйственного управления о кредите. Может быть, там ждут представления смет и планов, но я не могу сейчас этого сделать, потому что снимать копии с тех чертежей, какие мне, с Божией помощью, удалось изготовить, совсем не имею возможности; а смету не могу посылать, потому что не сдал еще окончательно плотничных работ и совсем не сдавал малярных. Здесь ведь все мастера, но поверить им можно только в том случае, если они при нас сделают то, что сделать берутся. С поставкой материалов то же горе. Каменщики, подрядившиеся поставить камень для фундамента, не выполнят своего подряда. Хорошо еще, что мы вовремя обратились к содействию мусульман и те на своих маленьких осликах натащили камню весьма изрядное количество. В этом отношении мусульмане оказались исправнее здешних христиан. Впрочем, и среди них не обошлось без неприятностей. Подрядчик на поставку жженного кирпича вдруг отказался от принятых обязательств, так как базарная цена кирпича теперь на два рубля дороже, чем он сторговался с нами. Пришлось обратиться к содействию властей, и поставка началась. Вытребовать свое мы, конечно, вытребуем, но задержать нам работы он все-таки может. Очень волнует меня эта постройка. Помолитесь, Владыка, чтобы помог нам Господь совершить это дело. Если судит Бог довести его до конца и живы будем, то заранее прошу Вашего благословения отчет о работах и представление о дальнейших нуждах Миссии сделать в Петербурге лично, для чего надо будет дать мне отсюда отпуск месяца на три.
Прилагаемая фотография снята во время молебствия на месте работ 25 марта. Молебный столик поставлен как раз в центре будущего дома.
Позволяю также себе представить Вам один экземпляр Пасхальной службы, переведенный и отпечатанный при нашей Миссии, и 20 экземпляров Символа веры на сирийском древнем языке. В Петербургской семинарии и училище духовном есть ученики сирийцы; быть может, Вы найдете нужным раздать им эти экземпляры Символа веры. В настоящую пору в типографии набирается для печати переведенное на новосирийский язык Деяние Св.Синода о предстоящем открытии мощей преподобного отца Серафима. Деяние это напечатаем в значительном количестве экземпляров для раздачи народу по церквам.
Ждем теперь прибытия нового сотрудника — о.Серафима. Я писал уже о нем г.эриванскому губернатору и нахичеванскому уездному начальнику. Консул тоже сделал соответственные распоряжения своему агенту в Джульфе.
Бадалов еще здесь, но уволить его из Миссии все-таки будет необходимо, чтобы не нажить неприятностей.
Прося Архипастырского благословения Вашего себе и сотрудникам, честь имею быть Вашего Высокопреосвященства покорнейший послушник, архимандрит грешный Кирилл.
Урмия, 20 апреля 1903 г.
13.07.1928.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) архимандриту Неофиту (Осипову).
...Дорогой Авва… Писал Вам после Преображенского Сергиевского
яблочка… Учреждение новой формы В[ысшего] Ц[ерковного] Упр[авления] и я не
признаю. Покойного Патриарха реформатором не считаю, а заявление, сделанное о
нас в Сергиевской декларации, считаю клеветой. О Господине нашем Петре молюсь,
потому что не знаю о его отношении к так называемому Патриаршему Синоду...
«Это есть скорбь для Церкви, но не смерть ее…»: Из материалов следственного дела священномученика митрополита Кирилла Казанского (1930) / Публ. и примеч. Н. Кривошеевой и А. Мазырина // Богословский сборник. Вып. 8. М.: Изд-во ПСТБИ, 2001, с. 341.
1929(?)
Письмо митрополита Казанского Кирилла (Смирнова) по поводу церковных
нестроений, вызванных Декларацией Заместителя Патриаршего Местоблюстителя
митрополита Сергия (Страгородского) и Временного Патриаршего Священного Синода
от 16(29) июля 1927 г.
...Я никого не сужу и не осуждаю, но и призвать к участию в чужих грехах
никого не могу, как не могу осуждать и тех иерархов во главе с митрополитом
Иосифом, которые исповедали свое нежелание участвовать в том, что совесть их
признала греховным. Это исповедание вменяется им в нарушение ими церковной
дисциплины, но церковная дисциплина способна сохранять свою действенность лишь
до тех пор, пока является действительным отражением иерархической совести
Соборной Церкви; заменить же собою эту совесть дисциплина никогда не может.
Лишь только она предъявит свои требования не в силу указания этой совести, а по
побуждениям, чуждым Церкви, неискренним, как индивидуальная иерархическая
совесть непременно станет на стороне соборно-иерархического принципа бытия
Церкви, который вовсе не одно и то же с внешним единением во что бы то ни
стало. Тогда расшатанность церковной дисциплины становится неизбежной, как
следствие греха. Выход же из греха может быть только один — покаяние и достойные
его плоды. И кажется мне из моего далека, что этого покаяния одинаково ждут и
ленинградцы, и осуждающие их ташкентцы. Разница между ними не в убеждениях, а
лишь в темпераменте, с каким убеждение высказывается. В силу разницы
религиозного темперамента одни ждут покаяния немедленно, другие — чтобы не
потерять надежды на возможность созыва законного канонического Собора (какая
наивность или лукавство!), чтобы вместе с соловчанами ждать этого покаяния до Собора
в уверенности, что Собор не может
его не потребовать. Несомненно, что создавшееся положение искренно никто не
считает нормальным и, быть может, сами творцы его, чувствующие нужду в письменных
свидетельствах в свою пользу; иначе, при сознании ими своей правоты, им не
нужны были бы свидетельства от Арсения (Стадницкого), ни от Евгения (Зернова)
Благовещенского…
Иоанн
(Снычев), митрополит. Церковные расколы. Акты, с. 636.
1929(начало)
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) архимандриту Владимиру (Пуссету).
…Мне часто приписывают мысли и слова, каких я не высказывал. К этому разряду принадлежит и цитированная Вами, влагаемая в мои уста фраза: "ради церковного мира и сохранения единства нужно покрыть любовью то, в чем погрешил митрополит Сергий". Я ничего подобного никогда не говорил... Действительно, никого я не сужу и не осуждаю, но и призывать к участию в чужих грехах я не могу, как не могу и осуждать тех иерархов, во главе с митр[ополитом] Иосифом, которые исповедали свое нежелание участвовать в том, что совесть их признала греховным...
…Церковная дисциплина способна сохранять свою действенность лишь до тех пор, пока является действительным отражением иерархической совести Соборной Церкви; заменить же собою эту совесть дисциплина никогда не может. Лишь только она предъявит свои требования не в силу указания этой совести, а по побуждениям, чуждым Церкви, неискренним, как индивидуальная иерархическая совесть непременно станет на стороне соборно-иерархического принципа бытия Церкви, который вовсе не одно и то же с внешним единением во что бы то ни стало. Тогда расшатанность церковной дисциплины становится неизбежной, как следствие греха. Выход же из греха может быть только один – покаяние и достойные его плоды...
Антонов В. В. Важное письмо митрополита Кирилла // Русский
пастырь. 1994. № 2 (19). С. 75.
27.01.1929.
Письмо митрополита Казанского и
Свияжского Кирилла (Смирнова) найденное чекистами у Н.Н.Андреевой, вдовы
протоиерея Феодора Андреева, бывшего идеолога «истинно-православных» в
Петрограде.
Да сохранит всех нас Господь от всякой вражды и ненависти и да вразумит к
взаимному пониманию. Я не от чего святого не отступаю и не отказываюсь, боюсь
только приступить и прилепляться к тому, что считаю греховным в своей сущности;
никого из братии не считаю мытарем и язычником, но воздерживаюсь от братского
общения, не имея других способов обличать согрешающего брата.
«Аще же согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем
единем: аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего. Аще ли тебе не
послушает, поими с собою еще единаго или два, да при устех двою или триех
свидетелей станет всяк глагол. Аще же не послушает их, повеждь церкви: аще же и
церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь» (Мф., XVIII, 15-17). «Ныне же
писах вам: не примешатися, аще некий, брат именуемый, будет блудник, или
лихоимец, или идолослужитель, или досадитель, или пианица, или хищник: с
таковыми ниже ясти» (1 Кор., V, 11). Отношу это место вообще ко греху, но не
обвиняю кого-либо в грехах, указанных здесь святым Апостолом.
В мою пустыню доходят слухи о разрастающейся среди братии по вере вражды,
переходящей в ненависть; укоризнах, переходящих в клевету с одной стороны на
другую; о ревности не по разуму, граничащей с хулою на Духа Святаго, каковы
взаимные обвинения в безблагодатности. Горестно слышать это. Бог есть любовь и
только пребывающий в любви в Боге пребывает (1 Ин., IV, 16).
Поэтому всякое раздражение должно быть совершенно удалено из нашей среды,
хотя бы и сыпались на нашу голову обвинения во вражде и приговоры о
раскольничестве. Обвинениям этим не к чему прилипнуть, когда вражды в
действительности нет. И ревность о сохранении в полной чистоте церковного
устроения нашего, как елей над водою, всегда всплывает вверх над обвинениями в
раскольничестве в сосуде действительной церковной правды.
Да сохранит всех вас Господь в любви к друг другу и к согрешающим братиям.
Воздерживаясь от общения с грехом мы не должны, — по наставлению Св. Ап. Иоанна
— оставлять своей частной молитвы о согрешающих братиях. «Аще, кто узрит брата
своего согрешающа грех не к смерти, да просит… Есть грех к смерти: не о том,
глаголю, да молится» (1 Ин., V, 16), потому что происшедший грех не объявлен еще
Церковью как грех к смерти.
Благодать Господа да сохранит всех нас от всякого зла и погибели.»
Твой м. К.
Хантайка, 27 января 1929 г.
Архив
УФСБ по С.-Петербургу и Ленинградской обл., д.20500, т.3, л.620-621; т.6, л.31.
«Возвращение»,
№4(8), 1996
07.02.1929.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова), направленном, вероятно,
кому-то из московских непоминающих (скорее всего, священнику Николаю Дулову;
выписка из этого письма хранится в деле иеромонаха
Никодима Меркулова, возглавлявшего после высылки протоиерея Валентина
Свенцицкого общину Никольского храма на Ильинке).
...Заместитель, преемственно принявший на себя единоличное руководство и ответственность за ход церковной жизни, учреждением т[ак] наз[ываемого] Синода подменил законно-преемственную власть Православной Церкви непреемственной и потому незаконной властью, новоучрежденной коллегией, и этим приостановил и свое законно-преемственное руководство церковной жизнью. И пока он не уничтожит учрежденного им Синода, я как архипастырь Православной Церкви не могу по совести подчиняться никаким его церковным распоряжениям. Совершенную им подмену церковной власти, конечно, нельзя назвать отпадением от Церкви, но это есть, несомненно, тягчайший грех падения. Совершителей греха я не назову безблагодатными, но участвовать с ними в причащении не стану и других не благословлю, т. к. у меня нет другого способа к обличению согрешающего брата...
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-44340. Л. 40; ср.: Антонов В. В. Важное письмо митрополита Кирилла. С. 77.
Документ № 123. Выписка из письма митрополита Кирилла.
По поводу «прещений» повторяю вам тоже, что писал я о Евд. т.е., что для отрицательного отношения к прещениям достаточным основанием служит неправомочность таких «прещений».
Заместитель, преемственно принявший на себя единоличное руководство и ответственность за ход церковной жизни, учреждением так называемого синода подменил преемственную власть православной церкви не преемственной, и потому незаконной властью новоучрежденной коллегии и этим приостановил и свое законное преемственное руководство церковной жизнью.
И пока он не уничтожит учрежденного им синода я как архипастырь
православной церкви не могу по совести подчиняться никаким его церковным
распоряжениям. Совершенную им подмену церковной власти, конечно, нельзя назвать
отпадением от церкви, но это есть несомненно тягчайший грех, падение.
Совершителей греха я не назову безблагодатными, но участвовать
Если эти мысли не назовут «придворной линией лукавых царедворцев», но примут с любовию, то, конечно поймут тогда невозможность в некоторых случаях войти в храм иначе, как с милицией; поймут и то, что воздержание от общения с «прещенными» может быть и иногда подсказывается только желанием избежать вмешательства милиции. Понять это полезно ради того, чтобы с усердием противодействовать раздуванию взаимного неудовольствия между единомысленными людьми. Наш долг всячески обезвреживать вражеские усилия сеять на ниве церковной плевелы вражды, озлобления и ненавистничества. Если у одних есть «целостность»
(М.И.), а у других «мудрость», то не станем эту мудрость низводить на степень хитрости, но будем знать тех и других и Господу молиться, чтобы привел и М.И. и серединных (типа о.С.М.) к единому целомудрствованию.
Много приветствуйте от меня и просите о мне молитв у обоих «пламенных». Просьба одного из них о распоряжении канцелярию не беспокоить запросами полна силы и достоинства. Спаси и сохрани его Господи.
Письмо это придет к вам постом: приветствую вас всех с этим спасительным временем покаяния и заглядывания в нечистоту своей души.
ГАРФ. Фонд 5919, опись 1, дело 1, листы 451 – 452
02(15).05.1929.
Первое письмо митрополита Казанского
и Свияжского Кирилла (Смирнова) Заместителю Патриаршего Местоблюстителя
митрополиту Нижегородскму Сергию (Страгородскому) (Станок Хантайка, Туруханского
района, Красноярского округа)
Его
Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Сергию, митрополиту Нижегородскому,
Заместителю Местоблюстителя Патриаршего Престола.
Считаю необходимым
препроводить Вашему Высокопреосвященству для сведения отправленное мною Преосвященному
викарию Казанской епархии епископу Афанасию
(Малинину) суждение мое по поводу Вашей церковной деятельности, смущающей совесть многих чад и моей
Казанской паствы. Передо мною ряд вопросов
из Казанской епархии об
отношении к митрополиту Сергию и возглавляемой им Церкви?
1. Можно ли ходить, можно ли молиться, можно ли приобщаться Св. Даров в той
церкви, где поминают митрополита
Сергия.
2. Можно ли поминать рядом в
молитве церковной митрополита Кирилла и митрополита Сергия?
3. Какова должна быть формула церковной молитвы о предержащих властях,
чтобы ею не искажался смысл церковной молитвы и христианского отношения к
власти, какова бы она ни была?
4. Как быть ищущему священства при современном церковном положении, чтобы
иметь возможность приносить Божие Богу без туги сердечной, смущений и соблазнов?
5. Допустимо ли обращение за церковным окормлением к одному из
иноепархиальных архиереев, не подчиняющемуся распоряжениям митрополита Сергия с
так называемым Временным Патриаршим Синодом?
1. Недоумения об отношении к
митрополиту Сергию и возглавляемой им Церкви могли возникнуть только потому,
что верующие почувствовали в административно-церковной деятельности митрополита
Сергия превышение тех полномочий, какие предоставлены ему званием Заместителя
Местоблюстителя Патриаршего Престола. Для меня лично — не подлежит сомнению,
что никакой Заместитель по своим правам не может равняться с тем, кого он
замещает, или совершенно заменить его. Заместитель назначается для распоряжения
текущими делами, порядок решения которых точно определен действующими
правилами, предшествующей практикой и личными указаниями замещаемого. Никаких,
так сказать, учредительных прав вроде реформы существующих служебных
учреждений, открытия новых должностей и т.п. заместителю не может быть
предоставлено без предварительного испрошения и указаний замещаемого. Коренное
же изменение самой системы церковного управления, на что отважился митрополит
Сергий, превышает компетенцию и самого Местоблюстителя Патриаршего Престола.
Это последнее обстоятельство митрополит Сергий, со всей убедительностью
разъяснил в свое время митрополиту Петру по поводу его решения от 19 января (1
февраля) 1926 г. учредить для управления церковными делами Коллегию под
председательством архиепископа Григория. Убежденный доводами своего
Заместителя, митрополит Петр отказался тогда от погрешительного решения; зато
сам митрополит Сергий через полтора года после этого успевает основательно
забыть собственные доводы и границы доверенной ему власти и, восхищая права
Собора церковного, учреждает коллегиальное церковное управление в виде так
называемого Временного Патриаршего Синода, приостанавливая тем действенность и
обнаружение законной единолично-преемственной власти. Попытка прикрыться в
данном деле авторитетом почившего Святейшего Патриарха Тихона совершенно
безнадежна, Митрополит Сергий и его сотрудники по учреждению нового Высшего
Церковном Управления не могут не знать резолюции Святейшего Патриарха Тихона —
от 26 июня (9 июля) 1924 г., за № 523, которою Патриарх счел благовременным
совершенно прекратить дело об организации при нем Высшего Церковного Управления.
Посему до тех пор, пока
митрополит Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, ни одно из его административно-церковных
распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода я не
могу признавать для себя обязательным к исполнению. Такое отношение к
митрополиту Сергию и его Синоду я не понимаю как отделение от руководимой
митрополитом Сергием части Православной Церкви, так как личный грех митрополита
Сергия относительно управления Церковью не повреждает содержимого и этой частью
Церкви — православно-догматического учения, но я глубоко скорблю, что среди единомысленных митрополиту Сергию
архипастырей в нарушение братской любви уже применяется по отношению к несогласным и обличающим их неправоту
кличка отщепенцев-раскольников. Ни от чего святого и подлинно церковного я не
отделяюсь; страшусь только приступать и прилепляться к тому, что признаю
греховным по самому происхождению, и потому воздерживаюсь от братского общения
с митрополитом Сергием и ему единомышленными архипастырями, так как нет у меня
другого способа обличать согрешающего брата. Известные мне неоднократные попытки
личных и письменных братских увещаний, обращенных к митрополиту Сергию со
стороны почившего ныне митрополита Агафангела, митрополита Иосифа с двумя его
викариями, архиепископом Угличским Серафимом [Самойловичем], епископом Вятским
Виктором [Островиловым], не могли вернуть митрополита Сергия на надлежащее
место и к подобающему образу действий. Повторять этот опыт было бы бесполезно.
Посему подобно сим архипастырям и вместе со всеми, кто считает учреждение так
называемого Временного Патриаршего Синода погрешительным, воздержание от
общения с митрополитом Сергием и единомышленными ему архиереями признаю
исполнением своего архипастырского долга. Этим воздержанием с моей стороны
ничуть не утверждается и не заподазривается якобы безблагодатность совершаемых
сергианами священнодействий и таинств (да сохранит всех нас Господь от такого
помышления), но только подчеркивается нежелание и отказ участвовать в чужих грехах. Посему литургисать с
митрополитом Сергием и единомышленными ему архипастырями я не стану, но в
случае смертной опасности со спокойной совестью приму елеосвящение и последнее
напутствие от священника сергиева поставления или подчиняющегося учрежденному
им Синоду, если не окажется в наличии священника, разделяющего мое отношение к
митрополиту Сергию и так называемому Временному Патриаршему Синоду. Подобным
образом, находясь в местности, где все храмы подчиняются так называемому
Временному Патриаршему Синоду, я не пойду в них молиться за общим
богослужением, но совершить в одном из них литургию в одиночку или с участием
единомышленных мне клириков и верующих, если бы таковые оказались в наличии,
признаю возможным без предварительного освящения храма. Так же, по моему
мнению, может поступать и каждый священнослужитель, разделяющий мое отношение к
митрополиту Сергию и учрежденному им Синоду.
Что касается мирян, то
участвовать деятельно в церковно-приходской жизни приходов, возносящих имя митрополита
Сергия за храмовым богослужением, в качестве возглавляющего иерархию
архипастыря, по совести не следует, но само по себе такое возношение имени
митрополита Сергия не может возлагаться на ответственность мирян и не должно
служить для них препятствием к посещению богослужения и принятию Св. Даров в
храмах, подчиняющихся митрополиту Сергию, если в данной местности нет православном
храма, хранящего неповрежденным свое каноническое отношение к Местоблюстителю
Патриаршего Престола.
Молиться же о митрополите
Сергии наряду с остальными архипастырями и вообще православными христианами
(запись в поминовении на проскомидии, молебне и т.п.) не является грехом, — это
долг всех православных христиан, пока общецерковное рассуждение не объявит
учиненное митрополитом Сергием злоупотребление доверенной ему церковной властью
грехом к смерти (Мф 18.15-17; 1Ин 5.16).
2. Богослужебное поминовение
митрополита Сергия рядом с митрополитом Кириллом, если таковое совершается
где-нибудь в Казанской епархии, есть, конечно, плод недоразумения, созданного
уверениями, будто митрополит Кирилл единомыслен с митрополитом Сергием во всех
его церковных мероприятиях. Для знающего же действительный образ мыслей
митрополита Кирилла такое поминовение было бы сознательным обманом по отношению
к верующим и есть грех.
3. Поминовение предержащих
властей духовенством, находившимся в Зырянской ссылке, совершалось в 1923 г. по
следующей формуле:
а) на Великой ектении: "о
всех иже во власти суть и о еже возглаголати в сердца их благая и мирная о
Церкви Святей, Господу помолимся";
6)
на сугубой ектении: «Еще молимся о всех иже во власти суть и о еже возглаголати
в сердца их благая и мирная о Церкви Твоей Святей»;
в) на проскомидии:
"Помяни, Господи, всех, иже во власти суть, возглаголи в сердца их благая
и мирная о Церкви Твоей Святей и о людях Твоих";
г) в
евхаристической молитве златоустовской литургии: «О еже в чистоте и в честном
жительстве пребывающих, о всех иже во власти суть и о еже возглаголати в сердца
их благая и мирная о Церкви Твоей Святей, да и мы тихое и безмолвное житие
поживем во всяком благочестии и чистоте»;
д) в
васильевской литургии: «Помяни, Господи, всех иже во власти суть, возглаголи в
сердца их благая о Церкви Твоей Святей и о всех людях Твоих да тихое и
безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте; благая во благости
соблюди, лукавы благи сотвори благостию Твоею. Помяни, Господи, предстоящие
люди...» и т.д.
По этой формуле
творю я поминовение предержщих властей, и доныне она вполне соответствует
помяннику, помещенному в Псалтири и Учебном Часослове и отражает искреннее
церковное отношение и к Божьему и к Кесареву.
4. Искренность же и совершенное
устранение всякого лукавства и недоговоренности в деле церковном обусловливают
самое бытие истинной Церкви. Поэтому честно и открыто исповедовать свое
понимание современного положения церковного — долг каждого ищущего поставления
в священную степень. Но едва ли можно надеяться, чтобы подчиняющийся так
называемому Временному Патриаршему Синоду архиерей согласился назначить на
священническое место человека, отрицательно относящегося к совместной
деятельности митрополита Сергия с так называемым Временным Патриаршим Синодом.
При данных обстоятельствах для Казанского викария, не объявлявшего о разрыве
общения с митрополитом Кириллом, хотя, по-видимому, подчиняющегося уже
митрополиту Сергию и его Синоду (быть может, по искреннему неведению образа
мыслей своего митрополита), было бы проявлением достаточной степени церковной
терпимости, если бы он, в случае обращения к нему церковно-приходской общины,
соблазняющейся церковными мероприятиями митрополита Сергия, признал законность
желания этой общины быть в каноническом общении только со своим епархиальным архипастырем, митрополитом Кириллом, и
согласился бы посвятить для неё во священники
избранного и представленного самим приходом кандидата. Если бы со стороны прихожан такая просьба
действительно поступила к одному из викариев казанских, то я готов был бы
подкрепить её в случае надобности своим обращением к участвующему в деле
викарию, с письменным советом исполнить желание прихода, по надлежащем
удостоверении правоспособности представляемого кандидата к прохождению
пастырского служения не принимая во внимание его отношения к митрополиту Сергию
и так называемому Временному Патриаршему Синоду.
Для мыслящих себя в составе
казанской паствы обращение за церковным окормлением, по примеру вятских
батюшек, кому-либо из иноепархиальных архиереев было бы неосторожным
повреждение своей канонической связи с Церковью Вселенской. Для вятских
батюшек, находящихся в общении с епископом Виктором [Островидовым], такое
окормление находит себе основание в том, что епископ Виктор, лишенный уже
физической возможности священнодействовать в храме в бытность свою в Ленинграде
сам направил своих ставленников для рукоположения в священники к одному из
тамошних архиереев. Для Казани такой порядок я нахожу пока преждевременным.
Кирилл,
митрополит Казанский и Свияжский.
2(15) мая 1929 г.
Станок Хантайка, Туруханского
района, Красноярского округа.
Архив составителя. Акты, с. 637-641.
19.06.1929.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) епископу Дамаскину (Цедрику).
…Обращение к м[итрополиту] Сергию с громоздким посланием кажется мне не нужным преувеличением церковного значения м[итрополита] Сергия и подливанием масла в огонь самомнения, и так сжигающего бедного Владыку. Недостатка в братских увещаниях по отношению к нему за эти два года не было. Но м[итрополит] Сергий глух к ним. Не расслышит он и нового, хотя и более строгого окрика. Поэтому достаточно, кажется мне, для личного местоблюстительского уполномоченного частного доведения до его сведения со стороны каждого не согласного с церковной его деятельностью, что деятельность эта идет мимо нас и поощрять [ее] своим согласием и послушанием мы не можем. Можно прямо просить, чтобы, пока существует так называемый “Врем[енный] Патр[иарший] Синод”, м[итрополит] Сергий не трудился бы присылать данному корреспонденту свои распоряжения, так как за ними по архипастырской совести не может быть признано обязательное значение...
Л[опушанская] Е. Епископы исповедники.
Сан-Франциско, 1971, с. 34
1810(1011)-3010(7}(1211}
1929.
Второе письмо ("Отзыв")
митрополита Казанского и Свияжского Кирилла [Смирнова] Заместителю Патриаршего
Местоблюстителя митрополиту Нижегородскому Сергию [Страгородскому]. Енисейск*
Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему
Сергию, митрополиту Нижегородскому, Заместителю Патриаршего Местоблюстителя
Кирилла, митрополита Казанского и Свияжского
Отзыв
Высокопреосвященнейший Владыко,
19 октября 1929 г. уполномоченным от канцелярии
так называемого Временного Патриаршего Синода доставлено мне письмо Ваше от 18
сентября с.г. за № 3193.
Не стану оспаривать желательной Вам терминологии
для обозначения Ваших церковных полномочий (дело не в терминах, а в деле), но
со всею решительностью отрицая приписываемую мне Вами склонность «играть» термином
«Заместитель», продолжаю думать и утверждать, что Вы действительно превзошли
«всякую меру самовластия, посягнув самочинно на самые основы нашего патриаршего
строя». Синода с такими правительственными оказательствами, как при Вас
учрежденный и действующий Синод, Русская Церковь не знала ни при Патриархе, ни
при митрополите Петре.
Отказавшись в силу Ваших разъяснении 1926 г. от
учреждения Коллегии для управления церковными делами, митрополит Петр не внял,
однако, и Вашему предложению относительно Синода, опасаясь, несомненно, создать
ту же Коллегию под другим только именем. Через полтора года после этого Вы
создали её по собственной инициативе.
Сколько бы Вы ни успокаивали верующее сознание
заявлениями, что Синод Ваш отнюдь не призван заменить единоличное возглавление
Церкви, для всех все-таки остается очевидным, что правите Вы Церковью с Синодом,
объявляя, что не можете пригласить в помощь себе братий-соепископов иначе, как
в качестве соправителей. Особенно же правительственное значение Вашего Синода
подчеркивается приравнением его к тому Синоду, который в свое время пришел на
смену патриаршеству и управлял Русской Церковью до восстановления его в 1917 г.
В распространяемом с синодским засвидетельствованием подлинности письме
архиепископа Илариона [Троицкого] основная аргументация автора покоится на
мысли, что Синод Ваш и Святейший Правительствующий Синод, Учрежденный в 1721
г., — «явления одного и того же порядка и достоинства». Если бы эта мысль была
чужда Вам, Вы, конечно, не благословили бы рассылать подобный документ в
назидание другим. Мысли этой нисколько не ослабляют и попытки Ваши отделить
возглавление Церкви от Её управления. Обычное церковное сознание не может
мыслить их раздельно, и для меня, например, остается несомненным, что с учреждением
Вашего Синода пред Церковью встала уже не угроза целости патриаршего строя, а
действительная подмена этого строя синодальным управлением.
При наличии такого управления Ваша единоличная
преемственная власть, конечно, приостановила свою действенность и обнаружение.
Вы сами отказались от этой власти, распыливши принятую на себя ответственность
за ход церковной жизни на безответственную Коллегию. Оставаясь
последовательным, Вы при существовании Вашего соправителя-Синода не должны уже
принимать по делам особой церковной важности единоличных решений, не
проверенных и не закреплённых синодским постановлением. Единоличные Ваши
выступления по таким делам возможны только по поручению Синода — не как
возглавляющего Церковь, а как доверенного представителя от Её возглавления.
Принять, например, по отношению ко мне меры канонического прещения без Вашего
Синода Вы уже не можете, потому что такое единоличное распоряжение было бы равносильно
уничтожению Вашего Синода, а объявление этого прещения по коллегиальному Вашему
решению с Синодом неприемлемо для меня потому, что я мыслю себя в Церкви,
унаследовавшей от почившего Патриарха единоличную власть. Правда, Вы
успокаиваете себя предположением, что «как будто бы не отступили от линии действий
Святейшего, когда, воспользовавшись регистрацией, учредили при себе Синод», но
это справедливо только для линии внешних действий Святейшего. Подобно ему, Вы
составляете списки приглашаемых членов Синода, приглашаете их и т.п., но, в
отличие от образа поведения Патриарха, делаете Синод Вашим соправителем, чтобы,
как заявляете Вы, не править монархически. Но почивший Патриарх не правил
монархически. Он имел и постоянных около себя советников, называя совокупность
их Синодом, пользовался для проверки своей архипастырской совести и суждениями
прилучившихся архиереев, но никого не ставил рядом с собою для переложения
ответственности с своей головы на другие. При нем все распорядительные решения
по Церкви были и воспринимались Ею как единоличные распоряжения Святейшего
Патриарха. Вспомните хотя бы историю кратковременного существования в церковной
жизни нового стиля. Введён он был с участием так называемого Синода, а отменен
резолюцией Патриарха единолично, — ясно, что и введение стиля, и отмену его
Патриарх брал исключительно на свою ответственность, Синод же при нем
присутствовал, то в составе советника, то как свидетель совершившегося.
Приводимая Вами резолюция от 18 июня (1 июля) 1924 г. за № 410 достаточно отражает
положение тогдашнего Синода, как некоего временного привеска, то нужного и существующего,
то нет. Резолюция же Святейшего от 26 июня (9 июля) 1924 г. за № 523 об отказе
от учреждения при нём ВЦУ устанавливает пред нами и тот основной принцип,
которым всегда руководился Святейший в своем управлении Церковью. Мне эта
резолюция известна в следующей редакции: «Благодарю за выражение чувства
верности. Прошу верить, что я не пойду на соглашения и уступки, которые могли
бы угрожать целости Православия. Если же переговоры с о. Красницким, особенно в
газетной передаче о. Красницкого, вместо радости возбуждают тревогу и опасения,
о чём свидетельствуют многочисленные заявления архипастырей, пастырей и мирян,
то нахожу благовременным совершенно прекратить переговоры с о. Красницким о примирении и подписи на журнале
от 8(21) мая 1924 г. об учреждении при мне ВЦУ считать недействительными».
Наличие тревоги и опасений в церковном обществе заставляют Святейшего
отказаться от мероприятия, вызывающего эти опасения.
Давно уже нет недостатка в выражениях пред Вами со
стороны архипастырей, пастырей и мирян ощущений опасений и прямых протестов по
поводу совершаемой Вами реформы церковного управления. Оказавшись в положении,
подобном тому, в каком Святейший нашел в себе мужество принять решение,
формулированное вышеприведенной резолюцией, последуйте для успокоения Церкви
действительно примеру Святейшего и, если вместо радости учреждение Вами Синода
возбуждает тривоги, опасения и страстные споры, найдите благовременным
распустить Ваш Синод, успокойте смущенные души, с любовию отдавшиеся Вашему
руководству, пока не становились Вы на путь ненужных новшеств. Думаю, что эти
души и их ничем не смущаемая совесть
в общении с Церковью и Её служителями гораздо ценнее для Церкви и важнее для
общего в ней спасения, чем настойчивое сохранение в жизни церковной спорных
учреждений, быть может полезных в некоторых житейских отношениях, но не могущих
этой полезностью погасить вред, причиненный неподобающим порядком своего
возникновения. Уверен, что если бы Ваше Высокопреосвященство во имя сохранения
церковного исполнения последовали моему совету, то все упоминаемые Вами в
письме ко мне противники Ваши снова с любовью возвратились бы под Ваше
руководство и прекратилась бы для Вас надобность расточать новые и новые прещения
и меня объявлять «учителем бесчиния» со всеми последствиями такого учительства.
Если же Вы найдете для себя позволительным и необходимым утвердить за мной этот
плачевный титул, я буду знать, что получил его за то, что я счел обязательным
для совести своей вслух назвать действительный источник развивающегося у нас за
последние два года церковного бесчиния.
Против необходимости для Вас предварительной
проверки своих церковных мероприятий голосом собратий никто возражать не может.
Совещайтесь и с прилучившимися архипастырями, и с теми, кого среди своих собратий
найдете наиболее опытными и авторитетными, — имейте, если угодно, и постоянных
при себе советников, но такое вспомогательно-совещательное, а не
правительственное значение их постоянного сотрудничества с Вами установите во
всеуслышание, с такою ясностью, чтобы не оставалось уже надобности разъяснять,
что разумели Вы под тем или другим употребленным Вами выражением. Это Вам
следует сделать независимо от решения вопроса о том, равны ли Ваши права с
правами митрополита Петра. Но в устранение ложных представлений необходимо установить
действительную природу и границы Ваших прав.
В письме к какому-то недоумевающему о. протоиерею
от 1(14) марта 1928 г. Вы говорите: «Св. Патриарх все права и обязанности
Патриарха передал митрополиту Петру (которого, в сущности, правильнее было бы
назвать не Местоблюстителем, а и.д. Патриарха), а последний без всяких
ограничений передал эти права мне». Утверждая это, Ваше Высокопреосвященство не
замечаете весьма существенной разницы между митрополитом Петром и Вами в
порядке правопреемства. Митрополит Петр принял свои церковные полномочия после
Патриарха скончавшегося и является единым носителем оставленных прав, в каковом
достоинстве и был утвержден в день... [пропущено слово «погребения»? — Сост.] Святейшего Патриарха собравшимися на погребение, в значительном
количестве епископами, закрепившими это признание особым актом. Вы свои полномочия
восприняли от митрополита Петра, пусть даже без ограничений, но в пользовании
ими Вас ограничивает существование митрополита Петра как Местоблюстителя. От
своих прав по местоблюстительству он не отказывался и до сих пор остается и
признается Церковью в своем достоинстве. В качестве Местоблюстителя он выступает
перед Церковью с посланиями и самостоятельными предложениями, оставляя за Вами
отправление возложенных на Вас ежедневных обязанностей по церковному
управлению. Таково послание его к архипастырям, пастырям и всем чадам
Российской Православной Церкви, изданное 19 декабря 1926 г. (1 января 1927 г.)
в г. Перми. Из этого послания, как такового, усматривается, кроме того, целый
ряд деловых сношений в 1926 г. митрополита Петра [Полянского] как
действительного Местоблюстителя с митрополитом Агафангелом. Становясь на Вашу
точку зрения равенства Ваших прав с правами митрополита Петра, мы, при наличии
подобных актов, имели бы одновременно два возглавления нашей Церкви:
митрополита Петра и Вас. Но этого в Церкви быть не может, и Ваши права в ней —
только отражение прав митрополита Петра и самостоятельного светолучения не
имеют. Принятие же Вами своих полномочий от митрополита Петра без восприятия их
Церковью в том порядке, как совершилось восприятие прав самого митрополита
Петра, т.е. без утверждения епископатом, ставит Вас перед Церковью в положение
только личного уполномоченного митрополита Петра, для обеспечения на время его
отсутствия сохранности принятого им курса церковного управления, но не в
положение заменяющего главу Церкви, или «первого епископа страны». Поэтому
меняя очень смутило в свое время письмо Ваше к митрополиту Агафангелу, которому
17(30) апреля 1926 г. Вы писали, между прочим, следующее (подчеркивается мною):
«Митрополит Петр письмом от 22 апреля (мне разрешили с ним в Москве обменяться
письмами по поводу Вашего послания) совершенно определенно заявил мне, что он
считает обязательным для себя остаться Местоблюстителем, хотя бы он был не на
свободе, а «назначенный им Заместитель несёт свои обязанности до окончания дела»
митрополита Петра.
«Конечно, — продолжаете Вы, — если бы Ваши (т. е.
митрополита Агафангела Преображенского) притязания на местоблюстительство были
для всех очевидны и бесспорны, я бы (митрополит Сергий Страгородский) ни минуты
не колебался передать Вам управление, несмотря на нежелание митрополита Петра».
Таким заявлением, Владыко, Вы первый из всех выступили идеологом более чем
свободного отношения к 15-му правилу Двукратного Собора и другим, на основании
которых ущедряете прощениями на отказывающих Вам в повиновении потому именно,
что притязание Ваше на равное и даже высшее положение сравнительно с
Местоблюстителем не для всех очевидны и бесспорны. Забвение духа сих правил
сказывается, между прочим, и в Вашей постоянной склонности ставить свою деятельность
в непосредственную связь с именем почившего Патриарха. Авторитет Святейшего
имеет, конечно, для всех громадное значение. Однако если бы Вы «знали свою
меру» и действовали по духу св. канонов, то остерегались бы постоянно
апеллировать к этому авторитету, так сказать, через голову митрополита Петра,
от которого Вы получили свои полномочия, и испрошение согласия митрополита
Петра на Ваши мероприятия исключительной важности должно быть для Вас и для
Церкви ручательством, что Вы подлинно не отступаете от линии действования
Святейшего. Ведь полномочия-то патриаршие перешли непосредственно от Патриарха
не к Вам, а к митрополиту Петру, и Вам следует сохранять по отношению к нему
для всех нас обязательную верность.
Как бы ни подчеркивали Вы строгость суждения
канонов, на какие ссылаетесь в обличение непослушных Вам, Ваши толкования
производят малое впечатление и на непослушных и на всё церковное общество,
совершенно перестающее доверять диалектической канонике, развившейся у Вас до
ужасающих размеров с появлением обновленчества. Вспомните, как на основании
канонического буквализма учредительный, обновленческий так называемый Собор
1923 г. осудил Патриарха не только на лишение сана, но и монашества. Поэтому не
злоупотребляйте, Владыко, буквой канонических норм, чтобы от святых канонов не
остались у нас просто каноны. Церковная жизнь в последние годы слагается и
совершается не по буквальному смыслу канонов. Самый переход патриарших прав и
обязанностей к митрополиту Петру совершился в небывалом и неведомом для канонов
порядке, но церковное сознание восприняло этот небывалый порядок как средство
сохранения целости патриаршего строя, считая последний главным обеспечением
нашего православного бытия, особенно ввиду обновленческого отрицания идеи
Патриаршества. Поэтому и отношение всего церковного исполнения к неповреждённому
хранению унаследованного от Святейшего Патриарха строя стало не просто
послушанием этому строю по букве канонов, но с психологической необходимостью
обратилось в насторожившийся контроль над церковными верхами. Всякое
преткновение на этом пути или только сомнительный шаг кого-либо из архипастырей
и пастырей воспринимается наиболее горячими охранителями как отступление от
чистоты Православия. Этой психологии церковного общества Вы не могли не знать и
не должны были в деле временно доверенного Вам управления Церковью прибегать к
спорным экспериментам; или же должны были тотчас же отказаться от них, как
только получили засвидетельствование их спорности, чтобы не стать тем, чем Вы
теперь стали, т. е. главным виновником всё более усиливающегося пожара
церковного бесчиния.
В этой психологии находит себе объяснение и
оправдание отход от Вашего церковного управления людей, для которых внутренняя
каноническая правда, в частности, правда 14, 13 и 15-го правил Двукратного
Собора не менее дорога, чем я для Вас. Это и заставляет ревнующих указывать Вам
на совершаемую Вами и по существу, и тактически роковую погрешность в устроении
бытия Российской Православной Церкви. В этом пункте объединяюсь с ними и я в
своих отношениях к Вам, но отнюдь не в хулах, о каких упоминаете Вы в своем
письме. О хулах этих я узнаю впервые от Вас; о единственно же возможном для
меня отношении к ним Вы имеете полную возможность судить хотя бы по тому ужасу,
с каким «отталкивал я от себя мысль о безблагодатности совершаемых сергианами
священнодействий и таинств». Вы сами отмечаете этот мой ужас и, приобщая после
сего и меня к таким хульникам, говорите просто неправду. Если хулы такие
действительно кем-нибудь произносятся, то они плод личного темперамента говорящих,
плод — скажу Вашими словами — «беспросветной темноты одних и потери духовного
равновесия другими». И как горько, Владыко, что потерю духовного равновесия обнаруживаете
и Вы в равную меру. Для своей христианской любви, имеющей по Вашему сознанию
«некоторую смелость верить, что грозное изречение Господа (Мф 12.31) не будет
применяться к этим несчастным со всею строгостью», Вы, однако, не осмеливаетесь
найти более любовный способ воздействовать на них, как постановление Вашего
Синода от 6 августа 1929 г. за № 1864, воспрещающее, несмотря ни на какие
просьбы, отпевать умерших в отчуждении от Вашего церковного управления. Не
говоря уже о перемазывании крещеных, тем же Св. Миром помазанных, каким
намазуют и послушные Вам священники, или о перевенчании венчанных. В апреле Вы
в заботе о заблудших хлопочете о снятии клятв Собора 1667 г., а в августе —
вызванный Вашей деятельностью не для всех еще ясный спор церковный закрепляете
как непримиримую церковную вражду.
Не забудьте, что вражду такую Вы создаете своим
синодским постановлением главным образом с теми, кто за время существования
обновленчества разных призывов своим православным чутьем, не зная писаных
законов, безошибочно определяли подлинную церковную правду и возвращали к ней
самих пастырей, пошатнувшихся было на своей церковной стезе, вследствие
книжнического пользования писанными церковными правилами. В постановлении
Вашего Синода за № 1864 послышался мне подобный же приговор иудейских
первосвященников: «Народ сей, иже не весть закона, проклята суть» (Ин 7.49).
Происходит это от того, конечно, что отрицательное
отношение к Вашей деятельности по управлению церковному Вы с Синодом
воспринимаете как отрицание самой Церкви, Её таинств и всей Её святыни. Поэтому
же Вас так изумляет, что, воздерживаясь от совершения с Вами литургии, я не
считаю, однако, ни себя, ни Вас стоящими вне Церкви. «Для церковного мышления
такая теория совершенно неприемлема, — заявляете Вы, — это попытка сохранить
лёд на горячей плите». Если в данном случае есть с моей стороны попытка, то не
к сохранению льда на горячей плите, а к тому, чтобы растопить лёд
диалектически-книжнического пользования канонами и сохранить святыню их духа.
Я воздерживаюсь литургисать с Вами не потому, что тайна Тела и Крови Христовых
будто бы не совершится при нашем совместном служении, но потому, что приобщение
от чаши Господней обоим нам будет в суд и осуждение, так как наше внутреннее
настроение, смущаемое неодинаковым пониманием своих церковных взаимоотношений,
отнимет у нас возможность в полном спокойствии духа приносить милость мира,
жертву хваления. Поэтому во всей полноте своё воздержание я отношу только к Вам
и единомысленным
с Вами архиереям, но не к рядовому духовенству и тем менее к мирянам. Среди
рядового духовенства очень немного сознательных идеологов Вашей церковной
деятельности. Большинство остаётся послушным Вам, так сказать, по инерции и не
смутятся в случае надобности у меня исповедоваться, исповедовать меня и со мною
причащаться, не привлекая к делу моё отношение к Вам и Ваше ко мне. Приемля от
такого священника последнее напутствие, я ничуть не подрываю свою, как вы
называете, позицию. Конечно, если придётся мне натолкнуться на одного из
идеологов Вашей деятельности, руководящегося синодским постановлением за №
1864, то мир наш к нам возвратится и с ним умру я без напутствия, но с
исповеданием той церковной правды, забота о которой (а не о мнениях других
людей, как Вы предполагаете) вынудила меня написать своё майкое суждение и
настоящий отзыв Вашему Высокопреосвященству.
Относительно того, как встретит верующий народ моё
суждение о Вашей церковной деятельности, не имею данных ни соглашаться, ни
отрицать Ваши предположения, но не могу думать, — вместе с Вами, — будто моё
понимание дела отнимет у народа «веру в Св. Тайны и отвращает его от Св.
Причастия». Прощу ещё раз прочитать сказанное в моем об этом рассуждении: «Что
касается мирян, то участвовать деятельно в церковно-приходской жизни приходов,
возносящих имя митрополита Сергия за храмовым богослужением в качестве возглавляющего
иерархию архипастыря, по совести не следует, но само по себе такое возношение
имени митрополита Сергия не может возлагаться на ответственность мирян и не
должно служить для них препятствием к посещению богослужения и к принятию Св.
Даров в храмах, подчиняющихся митрополиту Сергию, если в данной местности нет
православного храма, хранящего неповрежденным свое каноническое отношение к
Патриаршему Местоблюстителю. Молиться же о митрополите Сергии наряду с
остальными архипастырями и вообще православными христианами (запись в
поминовении, на проскомидии, молебнах и т.п.) не является грехом, это долг всех
православных христиан, пока общецерковное рассуждение не объявит учинённое
митрополитом Сергием злоупотребление доверенной ему церковной властью грехом к
смерти (Мф 18.15-17; Ин 5.16)». Никоим образом слова эти не отвращают от Св.
Причастия. На основании их миряне могут только воздержаться от обязательного
участия в церковно-приходской жизни, подчиняющихся Вам и Синоду приходов. Если
такое воздержание будет способно Вас потревожить даже до готовности
пересмотреть свои мероприятия и отказаться от услуг Вашего соправителя,
принесших нам небывалое замешательство в чине церковном, то благодарное
церковное общество встретит этот Ваш шаг как драгоценную решимость блюсти в
неизменной целости принятый Вами на хранение церковный строй.
Не отказывая моим суждениям в некоторой доле
справедливости, Вы убеждаете меня признать «хотя бы излишнюю поспешность моего
разрыва с Вами и отложить вопрос до соборного решения». Между тем в обращении к
Преосвященным о благовременности отмены клятв Собора 1667 г. Вы вместе с
Синодом признаёте, что «ожидать для этого нового Поместного Собора равносильно
почти отказу от решения вопроса». Значит, к такому отказу Вы и призываете меня
предложением ждать соборного решения, чтобы, таким образом, не мешать врастанию
в церковную жизнь незаконного порядка, для накопления за ним такой давности,
при которой возможность существования какого-либо другого церковного строя
станет уже преданием.
Я, конечно, не имею внешних полномочий
воздействовать на Вас в случае отклонения Вашей общецерковной деятельности от
надлежащего пути. Но нравственного моего права в данном случае Вы отрицать не
должны. Вы хорошо знаете, что с вопросом о местоблюстительстве моё имя связано
гораздо больше, чем Ваше. В письме к митрополиту Агафангелу от 17(30) апреля
1926 г., говоря об особом распоряжении, оставленном Святейшим Патриархом на
случай своей смерти, Вы пишете между прочим: «Достаточно вспомнить, что
безусловно преемником Патриарха назначается там один митрополит Кирилл. Ваше же
Высокопреосвященство и митрополит Петр назначены условно: «если нельзя будет
митрополиту Кириллу». Значит, если бы при кончине Святейшего присутствовали в
Москве все три кандидата, то, бесспорно, власть перешла бы в руки митрополита
Кирилла. Так как ни ему, ни Вам принять власть не было возможности, то принял
митрополит Петр. Хотя «в распоряжении Святейшего нет ни слова о том, чтобы
митрополит Петр принял власть лишь временно, до возвращения старейших
кандидатов», но сам митрополит Петр, как видно из его послания архипастырям,
пастырям и всем чадам Российской Православной Церкви от 19 декабря 1926 г. (1
января 1927 г.), намереваясь передать исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя
митрополиту Агафангелу, почему-то «вопрос об окончательной передаче этих
обязанностей предполагал выяснить по возвращении Высокопреосвященнейшего Кирилла,
которому в марте-апреле истекал срок ссылки». Почему митрополит Петр находил
нужным выяснить столь важный вопрос с участием митрополита Кирилла, это
объяснит он Вам, конечно, лучше меня, если Вы не откажете исполнить мою
усердную просьбу и весь материал, составляющий настоящую с Вами переписку,
передадите на усмотрение Патриаршего Местоблюстителя Высокопреосвященнейшего
Петра, митрополита Крутицкого, как действительно первого епископа страны.
Вашего Высокопреосвященства всегдашний богомолец,
грешный
Кирилл, митрополит Казанский и Свияжский.
Г. Енисейск. Фефелова ул., д. 52
10-12 ноября 1929 г.
Архив составителя. Акты, с. 651-657
4/17.11.1929.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) священнику Евлампию Едемскому-Своеземцеву.
Милость Господня да будет с Вами, дорогой о.Евлампий. Сейчас прочитал Вашу 48-49 открытку от 21/Х. Вот как мы приблизились друг к другу, даже не верится такому благополучию. Грущу без остатка изжить приключившуюся хворость. Об этом молюсь как могу. Сам я здоров. Передвижение на 11,5 тыс. верст к югу очень чувствуется. До сих пор обхожусь еще без валенок. Сижу на улице довольно, но погода удивительно мягкая. Ледостава на реке еще нет. Ледяные забереж. очень широки, но середина реки представляет движущуюся полынью. Раз в неделю (по пятницам) исполняю свой гражданский долг, являясь для отметки в милицию. Ссыльного духовенства проживает здесь около 20 человек. Все они сергиевцы, и я молюсь только дома, вместе с одним батюшкой о.Иоанном, который и живет вместе со мною. Человек прекрасной души и глубокого пастырского настроения. В мае я был вынужден высказать вслух свое суждение о произведенным м[итрополитом] Сергием соблазне учреждением т.н. Синода. В оч[ень] многих местах суждение мое встречается враждебно, как якобы примиренчество и потеря православного чутья, но м.Сергий со своей стороны прислал грозные справки из канонических правил, на основании-де которых я должен быть лишен сана. Для ответа и покаяния дан мне срок до 1 декабря. Ответ свой я послал. Игнорируя сплетническую часть доводов м.Сергия, а также объявление меня «вдохновителем» «раскола» (появившегося двумя годами раньше моего суждения), я еще раз подтверждаю в своем ответе, что м.Сергий учреждением своего Синода-соправителя действительно превзошел «всякую меру самовластия, посягнув на самые основы нашего патриаршего строя» последним его синодальным управлением. В оправдание себя он ссылается на пример патриарха, но почивший патриарх, когда увидал, что за такое учреждение при нем в 1924 г. ВЦУ производит тревогу и опасения среди архипастырей, пастырей и мирян, нашел благовременным сейчас прекратить дело о ВЦУ. Недостатка в опасениях, тревоге и протестах против совершенной м.Сергием реформы ц[ерковного] управления давно уже нет, и ему следует успокоить Церковь и распустить свой Синод... (неразб.) Свою деятельность м.Сергий оправдывает утверждением, что м.П[етр] передал ему свои полномочия безоговорочно. Но, во 1-х, поизведенная реформа ц.управления превышает права и самого м.Петра, являясь регалией Собора, во 2-х, самое существование м.П[етра] как местоблюстителя ограничивает права м.Сергия. Митрополит Петр выступает (1 января 1927 г.) с посланиями, как местоблюститель ведет деловые церковные сношения с м.Агафангелом о возможном восприятии тем местоблюстительских полномочий (май 1926 г.), а м.Сергий в это время исполняет ежедневные обязанности порученного ему управления Ц[ерковью]. Если права его равны правам м.Петра, то мы имели бы в данном случае две возглавляемых Церкви: м.Петра и м.Сергия. Посему и права м.Сергия только отражение прав м.Петра и самостоятельного светолучения не имеют. Испрошение благословения м.Петра на всякое исключительной важности церковное мероприятие для м.Сергия обязательно как ручательство для Церкви, что «линия действования Святейшего» действительно не искажается, т.к. непосредственно... (неразб.) патриарха вопринят не м.Сергием, а м.Петром. Меж тем м.Сергий 17/30/IV-192б г. заявлял м.Агафангелу письменно, что, имея от м.Петра подтверждение решения, что он считает обязательным пребывать местоблюстителем, хотя бы под судом и не на свободе, он (м.С.), конечно, не поколебался [бы] передать власть м.Агафангелу, несмотря на нежелание м.Петра, если бы притязание м.Агафангела было для всех очевидно и бесспорно.
Этим заявлением м.Сергий явился идеологом более чем свободного отношения к 15 пр. Двукр.Собора[2], на основании которого ущедряет прощениями на тех, для кого его притязания на равенство с м.Петром не очевидны и не бесспорны. М.Сергий постоянно ссылается на авторитет Св.Патриарха, авторитет которого громадный, но всегда апеллировать к нему через голову м.Петра, от которого получил полномочия, — значит нарушать по отношению к м.Петру для всех нас обязательную «мерность».
Приравнивать меня к хулиганам Церкви Божией при высказанном мною признании благодатности сергианских священнодействий — значит говорить просто неправду. Такая же неправда, что я будто бы отнимаю у народа веру в таинства и отвращаю его от Св.Причастия.
М.Сергий предлагает мне ждать решения Собора. Между тем, заботясь о снятии клятв Собора 1667 г., он и Синод заявляют, что ждать для решения этого вопроса Поместного Собора равносильно отказу от самого решения. И нам Синод предлагает безнадежное ожидание, чтоб незаконный порядок успел врасти в церковную жизнь настолько, что в силу давности всякий другой порядок стал уже преданием. Мое нравственное право указывать м.Сергию на его отступление от надлежащего пути в ц.управлении может объяснить ему м.Петр, на усмотрение которого и прошу препроводить весь материал, составляющий нашу с м.Сергием переписку. Такова суть... (неразб.) Да хранит Вас Господь. М[атушка] Е[вдокия] благодарит, земно кланяется. Помолитесь о любящем Вас м.Кирилле]».
4 ноября 1929 года, преп.Иоанникия, Енисейск, Фефелова ул., 52.
Архив УФСБ РФ по Республике Татарстан. Д. 2-18199. Т. 3. Л. 367.
11.1929.
Ответ митрополита Кирилла (Смирнова) епископу Иоасафу (Удалову), который сообщал о беспорядках, поднятых в Вятке сторонниками епископа Виктора (в сообщении об этих беспорядках фигурировало имя митрополита Кирилла).
... приобщая его (митрополита Кирилла) к хульникам на таинства «сергиан», митрополит Сергий говорил просто неправду... Я привел эту длинную выписку, чтобы снять с себя подозрения в сочувствии вятским безобразиям, упоминаемым Вами. В чем там дело, я совершенно не знаю, и при чем я там, тоже не знаю. Ни с кем из упоминаемых м[итрополитом] Сергием противников его у меня не было и нет непосредственных сношений. Но м[итрополит] Сергий опытный делец. Он сделал меня “центральной личностию” в совершенно неведомой мне затее об избрании меня в патриархи, а теперь хочет сделать центром каких-то неведомых мне, но граничащих, по Вашим словам, с уголовщиной, выступлений против него. Sapienti sat [Мудрому достаточно – лат]...
Выписка из данного письма содержится
в письме епископа Иоасафа епископу Дамаскину (Цедрику), находящемся в
следственном деле последнего. Архив УФСБ РФ по Брянской обл. Д. П-8979. Л. 2.
01.1930.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) священнику Евлампию Едемскому-Своеземцеву.
Милость Господня да будет с Вами, дорогой мой о.Евлампий! На этих днях почта принесла открытку Вашу № 58 и письмо 59, адресованное в Е. И семь отправлений, досланных из К. № 40-47, с пропуском 42. В одном из писем вложено было Ю[рия]. Где-то он: цел ли? Пока не узнаю от Вас, что Юрий дома, отвечать ему не буду, не то ли же посланное через Вас ему письмо как будто уже отвечает на некоторые подробности и настоящего. На свое письмо от 23/ХП — Вы хотели бы иметь ответ по телеграфу, но я не вижу надобности в такой спешке, тем более что тон телеграфных сообщений, в силу самой кратости, может придавать им как бы распорядительный характер. Я же могу только высказывать свое личное понимание дела и отношение к нему, а не решение его и тем более распоряжение. Рассматривая под этим углом зрения и Ваши с почтенным о.Александром недоумения относительно общения с прибывшим к Вам Преосвященным, думаю, что в Вашем положении и я поступил бы так же. Пусть есть некоторая разница в степени, какою определяется воздержание Ваше и его от объединения с м.Сергием, но воздержание такое признается необходимым и вновь прибывшим поселенцем. По существу это звук одного и того же клавиша, но у одних, с некоторым нажимом на педаль, у других — без него. Диез, стоящий при ноте... (неразб.), не может производить какофонию, особенно ввиду все более усиливающейся тугости на ухо Валаамского (он именинник 28 июня. Из Вашего письма вижу, что Вы не имели в руках моего «суждения» в полном виде. Там вопрос о формуле решен в том именно смысле, как додумались и Вы, теперь «муж разума и силы» действительно излишни, обязательным же кажется мне только: о всех, иже во власти суть и о еже возглаголати в сердца их благая и мирная о Церкви Святей. На свой ноябрьский отзыв получил в день св.Василия Великого «Второе письмо», заканчивающееся определением:
«Так как дальнейшее промедление с настоящим делом не безопасно для церковного благочиния, и на случай, если это мое обращение к Вам желательного результата иметь не будет, нахожу благовременным теперь же сделать нижеследующее постановление:
1. Преосвященного (полный титул и имярек) предать Суду Собора архиереев по обвинению во вступлении в общение с обществом, отделившимся от законного Церковного священноначалия и образовавшим раскол, и в поддержке названного раскола своим примером, словом и писаниями (нарушение правил Апост.10,16 и 31 и аналог.); в демонстративном отказе от принятия Св.Тайн в православных храмах (Пр.Апост. 8; Антиох. 2) и в отказе повиноваться законному заместителю патриаршего местоблюстителя и иметь с ним общение (Двукр.15 и аналог.).
2. В целях освобождения Преосвященных викариев, клира и мирян N епархии от канонической зависимости от имярек, а равно в целях ограничения дальнейшей, нарушающей церковный чин деятельности названного митрополита, уволить его от управления N епархией на покой, с правом священнодействий с разрешения местных епархиальных архиереев.
3. Священнодействие в сослужении с м[итрополитом] имярек разрешается для православных священнослужителей лишь под условием поминовения митрополитом имярек местного православного архиерея.
4. Назначить Преосвященному имярек крайним сроком 15 февраля 1930 г. для выражения им канонического послушания и отказа от общения с раскольниками. Если до означенного числа заявление указанного содержания от м[итрополита] имярек не последует, считать настоящее постановление вступившим в силу с нижеследующего числа (2 янв.)».
На это второе письмо и постановление предполагаю, аще живы будем и Господь изволит, отправить через неделю следующий «отзыв второй»:
«Второе письмо Ваше от 2 января 1930 г. за № 7 получено мною 14 января. Решительный отказ Ваш передать нашу с Вами переписку на усмотрение местоблюстителя м.Петра и предупредительное постановление о моем увольнении на покой свидетельствует о совершенной безнадежности для Церкви Православной Вашего возвращения с пути узурпации церковной власти, по коему движетесь Вы уже почти три года, изобретение же Вами такого обвинения против меня, как «вступление в общение с обществом отделившихся» и т.д. и вообще все методы рассуждений Вашего письма делают дальнейшее сношение с Вами невозможным для человека, говорящего только от своего лица, не в каких обществах не состоящего и всегда устранявшегося и устраняющегося от обсуждения церковных вопросов в плоскости политических воззрений и предположений. Из предшествующей нашей переписки Вы знаете, что при созданном Вами церковном... (неразб.) ни одно ц[ерковно]-административное распоряжение Ваше я не могу признать для себя обязательным к исполнению, а потому и после 15 февраля, аще живы будем и Господь изволит, — я в деле нравственно-архипастырского служения Св.Церкви, определяемого в своем внутреннем содержании не писанием резолюций и уставов, а христианским душепастырством (1 Пет. 5:2-3), остаюсь по-прежнему митрополитом (титул) для всех православных чад Церкви, не могущих разделить Ваши воззрения на церковные полномочия Ваши и на пути осуществления Церковию своего призвания в здешнем мире, ибо воззрения эти нарушают правду Церкви и искажают Ея православное лицо. Во имя этой правды и достоинства Православной Церкви, исполняя свой архипастырский долг, решился я поднять свой голос. Но Вы обратили мое выступление только в предлог для расправы со мною. В этой жизни едва ли дождемся мы с Вами суда Соборного. Да рассудит нас Бог!
При временной невозможности общения с Центром Церковной Власти порядок церковной жизни на местах определен известным ноябрьским указом Патриаршего издания.
Осведомление же митрополита Петра сейчас о случившимся я возлагаю всецело на Вашу ответственность».
Переписывать самое письмо «второе» нет сейчас возможности. Думаю, что потом дойдет до Вас, п[аче] ч[аяния] у автора довольно для сего переписчиков; если же не дойдет, то когда-нибудь и удосужусь переписать его. По поводу предъявленного обвинения нельзя не отметить, что, имея право говорить только о моем сочувствии к протестующим, обвинитель навязывает мне «вступление в общение с обществом, отделившимся» и т.д. Метод же рассуждений письма таков, что несогласие с установившимся церковным управлением объясняется исключительно контрреволюционным настроением. При таком отношении к вопросу исключается всякая возможность найти общий язык как с самим творцом нынешнего церковного положения, так и с идеологами его церковного управления. К несознательным же, пассивным его послушникам сохраняю по-прежнему то же отношение, как определил в своем «суждении» о «отзыве» первом.
Ирочкин папа в дороге обворован, спит в общем бараке на втором этаже нар. Воле Божией покорен и бодр. Лиза надеется его навестить. Преосвященному, если не нарушится Ваше общение, передайте мой братский привет. Прошу Ваших молитв. Приветствую о. и м. Благослови всех Вас Господь!
М.Е. земно кланяется, просит молитв и благословения. Ваш М.К.
Архив УФСБ РФ по Республике Татарстан. Д. 2-18199. Т. 4. Л. 378, 379.
02.1930.
Из протокола допроса митрополита Кирилла (Смирнова).
...
Архив УФСБ РФ по Красноярскому краю. Д. П-17429. Л. 50. Подчеркивания даны в соответствии с источником.
28.07.1933.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Горьковскому Сергию (Страгородскому) о вопросах, связанных и порядком местоблюсьтительства в Православной Русской Церкви.*
Его Высокопреосвященству,
Высокопреосвященнейшему Сергию, митрополиту Горьковскому.
Ваше Высокопреосвященство!
Достигнув возраста, являющегося по слову Св. Псалмопевца начальным пределом земной человеческой жизни, стоя, так сказать, в преддверии могилы, сознаю свой долг разъяснить своим собратьям-архипастырям, пастырям и верующему народу, почему я считаю узурпатором церковной власти и отказываюсь повиноваться административно-церковным распоряжениям Вашим и учрежденного Вами Синода. Между тем у меня нет непосредственной возможности довести свое исповедание до слуха Церкви, и потому я вынужден это сделать, обращая его к Вам, дерзновенно утверждающему себя первым епископом страны; может быть, и по искреннему заблуждению и во всяком случае с молчаливого попустительства части собратий-епископов, повинных теперь вместе с Вами в разрушении канонического благополучия Православной Русской Церкви.
Понимание своих полномочий по управлению Православной Русской Церковью Вы неоднократно излагали в своих письмах к разным лицам, недоумевающим отосительно их законности, — писали и мне и затем свои доводы представили печатно в статье "О полномочиях Патриаршего Местоблюстителя и Его Заместителя", помещенной в №1 "Журнала Московской Патриархии" [1931]. Документальными основаниями для Ваших утверждений служат: 1) завещание Святейшего Патриарха Тихона, в силу коего митрополит Петр воспринял звание Патриаршего Местоблюстителя; 2) Распоряжение митрополита Петра от 23 ноября (6 декабря) 1925 г., коим "переданы" Вам обязанности Местоблюстителя; 3) резолюция митрополита Петра от 19 января (1 февраля) 1926 г., коею не только (как Вы утверждаете) проектировалось "передать высшее управление Церковью коллегии из трех архиереев", а действительно управление это передавалось, но резолюция была отменена до приведения ее в исполнение и отмена ее потребовала нового подтверждения о несении Вами своих заместительских обязанностей "по-прежнему", причем указан и срок их: "до окончания дела митрополита Петра".
1. Патриаршие права и обязанности определены, утверждены и изложены Собором 1917— 1918 гг. Завещание патриаршее, на основании коего митрополит Петр воспринял свои полномочия, издано не в силу этих, Собором утвержденных патриарших прав, а на основании соборного поручения, данного Собором 1917— 1918 гг. лично Святейшему Патриарху Тихону на случай, "когда не окажется в наличии Собором уполномоченного учреждения" — цитирую Вашу статью. Передавая на основании сего соборного поручения патриаршие права и обязанности, Святейший Тихон не мог передать и не передал с ними лично ему на определенный случай Собором данного и им исполненного поручения, а митрополит Петр, действительно воспринявший после патриаршего завещания все патриаршие права и обязанности, не мог воспринять и не воспринял права передавать все патриаршие права и обязанности архипастырю по своему выбору. Утверждение, будто митрополит Петр совершил такую передачу своим распоряжением 23 ноября (6 декабря) 1925 г. на основании патриаршего завещания, делает почившего Патриарха повинным в установлении для Русской Православной Церкви осужденного Вселенской Церковью порядка завещательной передачи церковных полномочий, а митрополита Петра — в применении такого порядка в жизни церковной. Всеми силами души протестую против такого оговора почившего Патриарха и его Местоблюстителя.
2. Если бы распоряжение митрополита Петра от 23 ноября (6 декабря) 1925 г. по своему тексту было даже до буквальности сходно с текстом патриаршего завещания, то оно и тогда не могло бы иметь одинакового с ним смысла и значения для церковной жизни; на самом же деле митрополит Петр в своем распоряжении поручает только временное исполнение обязанностей Местоблюстителя такому-то, ничего не говоря о патриарших правах. Только Вашей смелой мыслию могло быть понято такое распоряжение в более широком значении, чем уполномочие "вершить только дела так называемые текущие и не ... брать на себя решение дел принципиальных и общецерковных".
3. Известная резолюция митрополита Петра от 19 января (1 февраля) 1926 г. не только не усиливает значения документа от 23 ноября (6 декабря) 1925 г., на который Вы опираетесь, но весьма помогает уразумению его действительного смысла и произвольности Ваших на него толкований. Оба документа, разделенные по происхождению только двухмесячным промежутком, издаются одним и тем же лицом по одному и тому же побуждению с одинаковой целью обеспечить непрерывность текущих дел церковного управления и сохранить принятый в нем курс на время, пока окончится "дело митрополита Петра".
Психологически недопустимо, чтобы автор их неодинаково оценивал эти документы и в своем представлении как-нибудь умалял силу и значение второго в пользу первого. Излагая второй документ с оговоркой, что "дела принципиальные и общецерковные оставляет за собой", он приписывал не новое какое-либо распоряжение, а предупреждал возможность возникновения чего-нибудь нового. Он лишь пояснил первое свое распоряжение от 23 ноября (6 декабря) 1925 г., подтверждая и для коллегии из трех архиереев, что ей не предоставляется прав больших, чем какие даны были единоличному заместителю. В распоряжении о единоличном заместительстве оговорки о делах принципиальных нет не потому, будто объем предоставляемых ему прав мыслится доверителем в более расширенном виде, а потому, что не было опасения о возможности для единоличного заместителя какого-нибудь искушения совершенно заменить собою своего доверителя. Во всяком случае, воспринимаемые снова заместительские полномочия по резолюции, уничтожавшей коллегию из трех архиереев, Вы воспринимали никак не больше того, что было поручено, но не передано коллегии и за ее упразднением снова возвращалось прежнему исполнителю. Пояснять это Вам для митрополита Петра не было повода, так как предшествовавшим своим поведением Вы являли правильное понимание своих полномочий и полную корректность к своему доверителю, поддерживая с ним деловые сношения. Лишившись возможности таких сношений с окончанием "дела митрополита Петра", Вы автоматически становились в положение остальных своих собратий и должны были не новый центр церковного управления утверждать, а сами обратиться и призвать остальных собратий к руководству в церковной жизни патриаршим указом 7(20) ноября 1920 г., изданным именно на случай возникновения невозможности сношений с действительным церковным центром и остающимся в составе действующего права Русской Православной Церкви. Если бы по силе сего указа некоторые архипастыри обратились к братскому руководству Вашему, ценя Вашу просвещенность, долголетний опыт и архипастырскую мудрость, то нельзя было бы возражать что-нибудь против такого добровольного объединения. Если бы для удобства сношений и поддержания единообразия епархиальной жизни Вы с объединившимися архипастырями учредили для своей группы нечто вроде Синода, но при этом не претендовали бы на обязательность принимаемых Вами решений для всей Русской Церкви, нельзя было бы возражать и против такого учреждения. Тогда не понадобилось бы Вам обременять свою совесть обильными прещениями и запрещениями. Все: и объединившиеся под братским руководством Вашим и замедлившие с таким объединением по-прежнему оставались бы в каноническом и литургическом единении под затруднительным хотя, но отнюдь не утратившим своей реальности каноническим главенством своего Первоиерарха митрополита Петра.
Только отказавшись от своего домысла о тожественности полномочий Местоблюстителя и его Заместителя, обратившись под руководство патриаршего указа от 7(20) ноября 1920 г. и призвавши к тому же единомысленных с Вами архипастырей, возможете Вы возвратить Русской Церкви Ее каноническое благополучие. Нет надобности бояться могущих возникнуть недоразумений из-за произведенных Вами в последние шесть лет назначений, перемещений и т. п. Благодать Божия уврачует немощи наши, и, хотя утомлены уже скорбями Церкви архипастыри, пастыри и верующий народ, они все-таки найдут в себе силы поставить церковную жизнь в условия, не нарушающие Ее канонического достоинства, с одной стороны, и соответственные с декретом об отделении Церкви от государства и с законом от 26 марта (8 апреля) 1929 г. с разъясняющей его инструкцией от 3(16) января 1931 г. — с другой.
1933 г. июля 28 дня.
1. Архив составителя Акты, с. 696-699.
2. Жизнеописание Тихона, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси: Рукопись.
*Считается доказанным авторство этого письма.
19.11.1933.
Письмо митрополита Кирилла
(Смирнова) епископу Афанасию (Сахарову) после Туруханской ссылки.
...Проездом через Москву хочу навестить Кешиного отца [Имеется в виду митрополит Сергий. «Кеша» – назначенный Заместителем в 1932 году епископом Владимирским и Суздальским священномученик Иннокентий (Летяев) - редакция] и узнать, намерен ли он справиться с мнением своего доверителя о тех недоразумениях, на почве коих мы с ним заспорили. Если бы он согласился признать свою деятельность нужной только для своих добровольных сотрудников и отказался бы от всяких прещений, оставляя всех замедляющих с одобрением его поведения их собственному усмотрению, то заваренную им кашу не трудно было бы расхлебать...
А. Мазырин. Священномученик
митрополит Кирилл (Смирнов) как глава "правой" церковной оппозиции. Круг его
ближайших последователей. Отрывок из диссертации, написанной под руководством
протоиерея Владимира Воробьева, с. 375.
1934
01. 1934.
Выписка из ответа митрополита Казанского и
Свияжского Кирилла [Смирнова] на мнение некоего о необходимости ему
(митрополиту) объявить себя Местоблюстителем Патриаршего Престола до времени
освобождения из заключения митрополита Крутицкого Петра [Полянского]
...Неблагополучие
в Русской Православной Церкви видится мне не со стороны содержимого Ею учения,
а со стороны управления. Сохранение надлежащего порядка в церковном управлении
со смерти Святейшего Патриарха Тихона и до созыва законного Церковного Собора
обеспечивалось завещанием Святейшего Патриарха, оставленного им в силу особого,
ему только данного и никому не передаваемого права назначить себе заместителя.
Этим завещанием нормируется управление Русской Церковью до тех пор, пока не
будет исчерпано до конца его содержание. Несущий обязанности Патриаршего
Местоблюстителя иерарх сохраняет свои церковные полномочия до избрания Собором
нового Патриарха. При замедлении дела с выбором Патриарха Местоблюститель остается
на своем посту до смерти или собственного добровольного от него отречения или
устранения по церковному суду. Он не
правомочен назначить себе заместителя с правом, тожественным его местоблюстительским
правам. У него может быть только временный заместитель для текущих дел,
действующий по его указаниям. Вот в этом пункте и является погрешность со
стороны митрополита Сергия, признающего себя отсутствие митрополита Петра
имеющим все его местоблюстительские права. Его грех — в превышении власти, и
православный епископат не должен был признавать такую его власть и,
убедившись, что митрополит Сергий правит Церковью без руководства митрополита
Петра, должен был управляться по силе патриаршего указа 7(20) ноября 1920 г.,
готовясь дать отчет в своей деятельности митрополиту Петру или Собору. Если до
созыва Собора Местоблюститель умирает, то необходимо снова обратиться к
патриаршему завещанию и в правах Местоблюстителя признать одного из оставшихся
в живых, указанных в патриаршем завещании иерархов. Если ни одного в живых не
окажется, то действие завещания окончилось, и Церковь сама собою переходит на
управление по патриаршему указу 7(20) ноября 1920 г., и общими усилиями
епископата осуществляется созыв Собора для выбора Патриарха. Поэтому только
после смерти митрополита Петра или его законного удаления, я нахожу для себя не
только возможным, но и обязательным активное вмешательство в общее церковное
управление Русской Церковью. Дотоле же иерархи, признающие своим Первоиерархом
митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие
законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда
соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно
руководя теми единицами, какие признают их своими архипастырями, а невыгнанные
руководя духовной жизнью всей своей епархии, всячески поддерживая взаимную
связь и церковное единение.
Для
меня лично выступление сейчас представляется невозможным, так как я совершенно
не уверен в характере отношений митрополита Петра [пропуск? — Сост.] убедиться в подлинности
настроений последнего, чтобы решить, как поступить. Во всяком случае, быть
явочным порядком заместителем митрополита Петра без его о том распоряжения я не
могу, но если митрополит Петр добровольно откажется от местоблюстительства, то
я в силу завещания Святейшего Патриарха и данного ему мною обещания исполню
свой долг и приму тяготу местоблюстительства, хотя бы митрополит Петр назначил
и другого себе преемника, ибо у него нет права на такое назначение...
Жизнеописание
Тихона, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси: Рукопись. Акты, с.
699-700.
02.1934.
Письмо
митрополита Казанского и Свияжского Кирилла [Смирнова] к неизвестному
архипастырю по вопросу о местоблюстительстве в Православной Русской Церкви
.. .Христос
посреди нас!
Ваше Высокопреосвященство,
Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе
собрат архиепископ...
...Строки
Ваши, полные снисходительности и доверия ко мне, грешному, доставили мне
глубокое утешение. Спаси Вас Господи! Вас огорчает моя неповоротливость и кажущаяся
Вам чрезмерная осторожность. Простите за это огорчение и ещё потерпите его на
мне. Не усталостью от долгих скитаний вызывается оно у меня, а неполным уяснением
окружающей меня и всех нас обстановки. Ясности этой недостает мне не для оценки
самой обстановки, а для надлежащего уразумения дальнейших из неё выводов, какие
окажутся неизбежными для её творцов. Проведение их в жизнь, вероятно, не
заставит себя долго ждать, и тогда наличие фактов убедит всех в необходимости
по требованию момента определенных деяний. Но разве мало существующих уже
фактов? — можете спросить Вы. Да, их не мало, но восприятие их преломляется в
сознании церковного общества в таком разнообразии оттенков, что их никак не
прикрепить к одному общему стержню. Необходимость исправляющего противодействия
сознаётся, но общего основания для него нет, и митрополит Сергий хорошо
понимает выгоду такого положения
и не перестает ею пользоваться. В одном из двух писем ко мне он не без права
указывает на эту разноголосицу обращаемых к нему упрёков и потому, конечно, не
считается с ними. Обвинение в еретичестве, даже самое решительное, способно
только вызвать улыбку на его устах, как приятный повод лишний раз своим
мастерством в диалектической канонике утешить тех, кто хранит с ним общение по
уверенности в его полной безупречности в догматическом отношении.
Между
тем среди них немало таких, которые видят погрешительность многих мероприятий
митрополита Сергия, но, понимая одинаково с ним источник и размер присвояемой
им себе власти, снисходительно терпят эту погрешительность, как некое лишь
увлечение властью, а не преступное её присвоение. Предъявляя к ним укоризну в
непротивлении и, следовательно, принадлежности к ереси, мы рискуем лишить их
психологической возможности воссоединения с нами и навсегда потерять их для
Православия. Ведь сознаться в принадлежности к ереси много труднее, чем
признать неправильность своих восприятий от внешнего устроения церковной жизни.
Нужно, чтобы и для этого прекраснодушия властные утверждения митрополита
Сергия уяснились как его личный домысл, а не как право, покоящееся на завещании
Святейшего Патриарха. Всем надо осознать, что завещание это никоим образом к
митрополиту Сергию и ему подобным не относится.
Восприять
патриаршие права и обязанности по завещанию могли только три указанные в нем
лица, и только персонально этим трём принадлежит право выступать в качестве
временного церковного центра до избрания нового Патриарха. Но Передавать
кому-либо полностью это право по своему выбору они не могут, потому что
завещание Патриарха является документом совершенно исключительного
происхождения, связанного соборной санкцией только с личностью первого нашего
Патриарха. Поэтому со смертью всех троих завещанием указанных кандидатов
завещание Святейшего Тихона теряет силу, и церковное управление созидается на
основе указа 7(20) ноября 1920 г. Тем же указом необходимо руководствоваться и при временной невозможности сношения с
лицом, несущим в силу завещания достоинство церковного центра, что и должно
иметь место в переживаемый церковно-исторический момент.
Иное понимание патриаршего завещания, утверждаемое
митрополитом Сергием, привело уже к
тому, что завещание, составленное для обеспечения скорейшего избрания нового
Патриарха, стало основой для подмены в церковном управлении личности Патриарха
какой-то коллегиальной «Патриархией». Почиет ли на этом начинании митрополита
Сергия благословение Божие, мы не дерзаем судить, доколе законный Собор своим
приговором не изречёт о нём суда Духа Святого, но, как и всё обновленчеству сродное,
не можем признать обновленное митрополитом Сергием и церковное управление нашим
православным, преемственно идущим от Святейшего Патриарха Тихона, и потому,
оставаясь в каноническом единении с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом
Петром, при переживаемой невозможности сношения с ним признаем единственно
закономерным устроение церковного управления на основе патриаршего указа 7(20)
ноября 1920 г.
Твёрдо
верю, что православный епископат при братском единении и взаимной поддержке сохранит
с Божьей помощью Русскую Церковь в исконном Православии во всё время
действенности патриаршего завещания и доведет Её до законного Собора.
_______
Сдаётся
мне, что и Вы сами и Ваш корреспондент не разграничиваете тех действий
митрополита Сергия и его единомышленников, кои совершаются ими по надлежащему
чину в силу благодатных прав, полученных через таинство священства, от таких
деяний, кои совершаются с превышением своих сакраментальных прав по человеческим
ухищрениям в ограждение и поддержание своих самоизмышленных прав в Церкви.
Таковы деяния епископа Захарии [Лобова] и священника Потапова, о коих Вы
упоминаете. Это только по форме тайно-действия, а по существу узурпация
тайнодействий, а потому кощунственны, безблагодатны, нецерковны, но таинства,
совершаемые сергианами, правильно рукоположенными во священнослужении, не
запрещенными, являются, несомненно, таинствами спасительными для тех, кои
приемлют их с верою, в простоте, без рассуждений и сомнения в их действенности
и даже не подозревающих чего-либо неладного в сергианском устроении Церкви. Но
в то же время они служат в суд и осуждение самим совершителям и тем из
приступающих к ним, кто хорошо понимает существующую в сергианстве неправду и
своим непротивлением ей обнаруживает преступное равнодушие к поруганию Церкви.
Вот почему православному епископу или священнику необходимо воздерживаться от
общения с сергианами в молитве. То же необходимо для мирян, сознательно
относящихся ко всем подробностям церковной жизни.
Жизнеописание
Тихона Святейшего Патриарха Московского и всея Руси: Рукопись. Акты, с.
701-702.
2(15) апреля 1934г.
Авва мой родной!
Сейчас получил и прочитал и
письмо Ваше от 30 марта и объяснение Ваше на 1 стих 1-го псалма. Перечитаю его
ещё и ещё. Сегодня участвовали при чтении и Заботница 1 [1 Заботница — мать
Евдокия из Рождественского монастыря] и моя питерская сродница. Заботница
высказала ту мысль, что содержание Вашего объяснения должно помочь мне в
надлежащем изложении своих мыслей о прокоповичах и в определении правильного к
ним отношения. Это очень верная мысль, так как Ваше объяснение, по своей жизненности,
действительно должно служить руководством при нравственной оценке всего
происходящего вокруг нас. Спаси Вас Господи, дорогой мой, и укрепи силы Ваши во
славу Имени Своего и на пользу Церкви Православной! Вероятно, Таня (это она,
конечно, переслала мне 1 стих) перешлёт постепенно и остальные стихи. У меня
теперь в распоряжении 1 стих, вступление ко 2-му и стих 6-ой. Когда всё
прочитаю, то куда переправить это чудное произведение?
Слава Богу, что самочувствие
Ваше стало лучше, очень жалко, что одно Ваше письмо, по-видимому, не дошло до
меня, потому что о производившихся относительно Вас сношениях с У. Сыс. я до
сегодняшняго упоминания Вашего о молчании У.-С.-на не слыхал. Спасибо также,
что сообщаете о предположениях м. 9-ки [? — Ред.]. Надо мне подтянуться и
надлежаще оценить прокоповическое действо, чтобы можно было потом узнать Ваше
мнение на сей счет. Анзерский выходец Дамаскин тоже весьма интересуется этим
делом. Но думаю всё-таки, что сдерживая пламенные порывы, я не погрешаю. Слышу
от Е. А. Л. некоторые новости, кои придётся, вероятно, весьма учитывать. Между
прочим сообщают, будто на Стремянной начали поминать отсутствующего и проч.
Хорошо, если это не с общего согласия, а если с соизволения? Одаренный
ораторским и писательским талантами это Д.?
А о. В. Мух. всё на старом
месте в Актюбинске или в другом? Если пишете ему, то передайте мой сердечный
привет и благословение. Вы вероятно знали свящ. Гидаспова [? – Ред.] о.
Димитрия? Он, бедняга, лишился одного глаза и опасается за другой. Служит,
кажется, у Знамения или что-то в другой ц-ви, только не в своей прежней,
которая занята первым призывом. А кто бывший здесь Ангел? — обилие разночтений
в каждом понимании прокоповичей действительно большое. Помните ли Вы бывшего с
нами в конце 1922 г. в Таганской больнице Сергия Васильевича Касаткина? Он
возвратился с Урала к матери, которая между прочим весьма не одобряет соседа за
его непослушание, так что сосед даже у них уже и не бывает. Сергей Вас.
прямодушнее Ивана Вас.,1 (1 Иван Васильевич — ГПУ) но,
по-видимому, одного и того же настроения. Словом, сколько голов, столько умов.
Да хранит Вас Господь целым и невредимым. Заботница просит молитв и
благословения. Помолитесь о любящем Вас М. К.
Акты, с. 868
12(25) апреля 1934 г.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) архимандриту Неофиту (Осипову).
Авва родной мой!
Получил Ваше письмо от 8/IV .
Спаси Вас Христос. Я только собирался сообщить Вам, что при пересылке 1 пс.
произошел разрыв, и Вы как раз о возможности разрыва пишете. Не доставлен мне
пакет 3-й по счету с полулистами 5 и 6, а 7 и 8 полулисты доставлены. Не
хватает таким образом у меня конца 3 и всего 4 стиха.
4-й полулист мой оканчивается
так: «Духовная маслина плодовита в доме Божием пс. 51/10. Праведники духовные
финики и», 7-ой мой полулист начинается так: «состояние его природы. Что
гордится земля и пепел Сир. 10/9».
Если окажется возможным
восполнить недошедшее, буду очень утешен. Постараюсь все переписать и пошлю Е.
А. Л. заказной бандеролью. В такой упаковке хорошо доходит. Летом и день
длинный, и свету довольно, так что время для переписки выберу. К тому же с
понуканиями пламенными я почти кончил. Думаю, что Вас моя формула удовлетворит.
Она строится не на общих канонических нормах, а на тех наших, которыми определялось
наше устроение после смерти Патриарха. С Соборною мыслью и волей нас связывает
не одно только п[атриаршее] завещание, а и «постановление ВЦУ от 7/ХI 1920г. №
30». Их взаимодействием обеспечивается законная иерархическая преемственность,
неизбежно нарушающаяся при введении в дело иных факторов.
С духовным наслаждением
проследил я данное Вами раскрытие смысла 1-го псалма. Ваши десять полулисточков
показывают, каким методом должна созидаться вся система православного
нравственного Богословия. Горе нам, что таких библеистов, какие нужны для этого
созидания, у нас едва ли имеется кто-нибудь, кроме Вас. И да сохранил бы на
дольше силы Ваши и жизнь, чтобы Вы успели дать как можно больше образов
надлежащего пользования Библией. Поэтому Вы, пожалуйста не мешайте м. (нрзб.)
прилагать усердие к делу Вашего нынешнего устроения. Этим Вы дадите ей
возможность без особенного труда принять участие в трудах Ваших для Господа и
Его Церкви.
Сережа К. в церковном
устроении добивается только мира во что бы то ни стало. При этом он уверен, что
нарушители мира готовы идти навстречу всякому шагу в этом направлении, и,
по-видимому, он думает, что ничего особенного и не случилось. Стоит придти,
совместно совершить литургию, и все уляжется и угладится. Я отвечал на это, что
для того, чтобы можно было придти, надо предварительное признание оттуда
незаконности и отмена всех запрещений и отказ от учредительных прав и от
приматства. Говорил ли Сережа по поручению или motu proprio (по собственному побуждению — лат.),
для меня осталось неясным. Не хотел бы так думать, но и не допустить мысль, что
Сережа идет по одной же тропинке с Ив[аном] Вас[ильевичем] (т.е. — ГПУ), не
всегда удается. Во всяком случае, если это разновидность, то не очень ярко
выраженная.
Я думал, что одаренный человек
— это о. С. Дурылин, а Вы разумеете кого-то другого. О пр[еосвященном] Иоасафе
слышал снова, будто жив, но определенного ничего. Посылал ответные открытки ещё
другим терпеливцам, но нет ответа ни от е[пископа] Амфилохия, ни от е[пископа]
Василия ни от ч[ада?] его Александра Павловича. Лагерное существование, видимо,
обращается во временно-могильное. А Вам, родной мой, может быть следовало бы по
поводу двуликости своего документа обратиться за разъяснением в центр. Всё
равно, конечно, где жить, но зачем же лишаться свободы передвижения.
Заботница земно кланяется с
обычною просьбой. Да хранит Вас Бог цела и невредима! Помолитесь о любящем М.
К.
Р. S. Относительно соседа думаю, что он просто
позабыл, кому и что Вы просили его переслать, а письма Вашего не найдет в своих
россыпях. Мне он на Пасху прислал свои соображения о начале утрени от недели
Фоминой до Вознесения, и я начинаю теперь с пс. 19, а не прямо с шестопсалмия.
Акты, с. 869
21 апреля 1934 г.
Х[ристос] В[оскресе]! Родной
мой Авво!
Спаси Вас Христос за письмо
17.IV. Получил
и 5 и 6 л[источек] первого псалма. Благодаря Ксюше познакомился с строгим
суждением о нас Ларчика (Архиепископ Иларион Троицкий) и уразумел ранее
писанное Вами. Имел возможность узнать, Ив[ан] Вас[ильевич] не столь двоедушен,
как то было изображено. Но относительно Запрещений он склонен признавать,
по-видимому, их полную значимость. Поэтому высказывает пожелание, чтобы мы
обнаружили заботливость о снятии запрещения, которое будто бы в чем-то может
послужить для нас препятствием. По-моему в этих размышлениях повинно всё то же
непонимание завещания. С. В. К. не говорит о помехе, он желал бы смягчения
остроты отношений, например, чрез совместное литургисанье. Разночтение только.
О соседе не слышу давно уже.
Куда он направился, не знаю. М. даже расскажу, если Бог даст, увижу, как мудрена
становится жизнь и с разными явлениями проходимства приходится встречаться.
Заботница земно кланяется и просит молитв и благословения. Да хранит Вас
Господь. Любящий Вас М. К.
Р. S. 2-го мая умер е[пископ] Виктор.
Акты, с.869
24 мая 1934 г.
Авво родной мой! Окончив
утреннее правило свое, собирался писать письмо, между прочим Е. А. Л., но пока
пил кофе, принесли маленькую посылку. Распечатал её и нашел там 19 четвертушек
бумаги, исписанной Вашим бисерным почерком. Это Ваши «Мысли о страхе» и «Мысли
о стыде». Принялся за мысли о стыде и окончил
чтение их с искренним желанием, чтобы переживаемый и нами стыд был бы нам
стыдом покаянным. Спаси Христос Вас за Ваши труды, дорогой мой, и за то, что
приобщаете и меня к знакомству с ними. Заботница, которую я познакомил со
многими из прочитанных мыслей Ваших, не менее меня восхищалась симфонией мыслей
Ваших с библейским текстом, и своё впечатление от слышанного вслух выражает
молитвенным слезным обращением ко Господу, да сохранит силы Ваши для
продвижения и расширения этого великого делания Вашей иноческой жизни... Из
мыслей «О страхе» прочитал первые два отдела первой главы и проверил целость
всей рукописи. Читать буду не спеша, но когда окончу, то куда направить рукопись?
Сосед прислал выписку молебна
о благодетелях из требника Петра Могилы и коротенькую записочку с уставными на
сей молебен и на трипеснцы пятьдесятницы замечаниями. Между прочим пишет:
«относительно псалма в начале молебна я думаю лучше читать 111. Во 1-х, из
псалма 36 самое сильное употребляется и без того: а) прокимен — ст. 3; б) стих
прокимна — ст. 26; в) в молитве ст. 25. Во 2-х, псалом 111 одобрен таким
знатоком псалтири как о. Неофит. В 3-х, псалом 36 очень длинен для молебна,
особенно если предстоит поминание многих имен. Псалом 111 короче». В конце
приписывает: «Есть слух, что явился новый «блаженнейший», которому и куколь
предлагали, но не титул. Но кто это? Подробно ничего не знаю». Откуда пишет, не
знаю, штемпель на конверте неразборчивый, но, вероятно, не издалека. Датировано
именем свящм. Ианнуария, и в Георгиев день было у меня уже на руках.
О смерти е. Виктора я приписал
Вам в приготовленной уже к отправлению открытке. Подробностей не знаю.
Из В. Устюга пишет тамошний
Ангел: «Мне Господь судил видеть живым Вашего крестника, сына свящ. Клавдия
Тюркина, к сожалению, в июле-августе 1933 г. матерью похороненного в Устюге от
дизентерии. Как советы Божии не похожи на советы наши! Матушка ради «будущего
детей» развелась с мужем своим. А после этого скоро похоронила сначала дочь, а
потом и сына, и саму скоро выбросили с работы, обещанием каковой и подтолкнули
её на шаг развода. Сейчас медленно восстанавливается между ними согласие, но
восстанавливается ли прочно — трудно сказать, п[отому] ч[то] муж не только
обиделся, но и сам покачнулся».
Храни Вас Господь. Простите и
помолитесь о любящем Вас М. К.
Акты, с. 870
28 мая (10 июня) 1934 г.
Если можно, порадуйте меня
сообщением о выборе места. Господь даст и вразумление по своему обещанию
исполнить просьбу двух или трёх согласных о прошенье. Сам я тоже ничего не знаю
и не знал при своём отъезде сюда, но не имею причин сетовать. Пока здоров и
благополучен. Заботница утешается возможностью поклониться Вам земно. Да хранит
и да управит Вас Господь! Ваш б[огомолец] М. К.
Акты, с. 870
16.07.1934.
Выписка из допроса митрополита Кирилла (Смирнова).
…Проездом через Москву я
был в Синоде у митр[ополита] Сергия, которого я спрашивал, переотправил ли он
нашу (мою с ним) переписку митр[ополиту] Петру Крутицкому… У митрополита Сергия
я узнал, что переписка эта Петру Крутицкому не переслана, т. к. Петр Крутицкий
находится в тюрьме, а где именно, Сергий не знает, т. к. сношений с ним не
имеет...
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-37479. Л. 24. См. также: Журавский А. В. Гжатский период жизни Казанского митрополита Кирилла (Смирнова) и арест 1934 года // Ежегодная Богословская конференция ПСТБИ: Материалы 1998 г. М.: Изд-во ПСТБИ, 1998. С. 246.
В книге «За Христа
пострадавшие» приводится следующее описание этого эпизода: «По устному
свидетельству его духовной дочери, в 1934 г. митрополит Кирилл приехал в Москву
и явился в Патриархию. Учиненный страж преградил ему вход, но высокий, когда-то
могучий митрополит, отстранив его, шагнул в кабинет митрополита Сергия. Можно
только догадываться о том, какой была эта последняя встреча. Через несколько
мгновений митрополит Кирилл вышел; видимо, ему все стало ясно» (За Христа
пострадавшие: Гонения на Русскую Православную Церковь, 1917-1956: Биографический
справочник. Кн. 1. А-К. М.: Изд-во ПСТБИ, 1997. С. 572-575).
сентябрь 1936.
Из письма митрополита Кирилла (Смирнова) к епископу Чистопольскому Иоасафу
Всё письмо Ваше, в
котором Вы дали, между прочим, статью Е.М. (Е. Ярославского), собственноручно
переписанную Вами, перечитал я за один раз, черпая в Ваших предшествовавших
рассуждениях нравственное удовлетворение от сознания того, что среди нас не
утрачивается правильно-осторожное отношение к грядущим судьбам Матери-Церкви...
Текст документа даёт в этом отношении некоторое направление во всяком случае не
в нашу пользу, представляя свободу только антирелигиозной пропаганде. Для нас
же, даже желание помолиться не в одиночку, а общецерковно, возможно будет по
закону 29 года от 8/4 — только с ведома и разрешения (и, конечно, под
наблюдением) милиции...
Архив КГБ РТ, д. 2-15145, л. 75
23 февр./8марта
1937г.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) к иеромонаху Леониду
Текст в квадратных скобках вычеркнут митрополитом Кириллом.
Милость Господня да будет с Вами, боголюбивый о. иеромонах Леонид!
19/4 III получил письмо Ваше и перевод на 10 р. Спаси Вас Господи за попечение о моих нуждах, только смотрите, чтобы это не было самому себе в обиду и лишение чего-нибудь необходимого.
По поводу Ваших недоумений относительно Сергианства могу сказать, что те же самые вопросы и в такой же почти форме были обращены ко мне из Казани десять лет тому назад, и тогда я отвечал на них утвердительно, потому что считал все сделанное митрополитом Сергием ошибкой, которую он сам сознаёт и пожелает исправить. К тому же среди рядовой паствы нашей было множество людей, не разбиравшихся в происшедшем, и нельзя было требовать от них решительного и деятельного суждения о событиях. С тех пор много воды утекло. Ожидания, что митрополит Сергий исправит свои ошибки, не оправдались, но для прежде несознательных [верующих] членов Церкви было довольно времени, побуждений, и возможности разобраться в происходящем, и очень многие разобрались и поняли, что митрополит Сергий отходит от той Православной Церкви, какую завещал нам хранить Св. патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени (*) окончательно выявили обновленческую природу Сергианства. Спасутся ли пребывающие в Сергианстве верующие, мы не можем знать, потому что дело Спасения вечного есть дело милости и благодати Божией, но для видящих и чувствующих неправду Сергианства (каковы Ваши вопросы) было бы непростительным лукавством закрывать глаза на эту неправду и там искать [духовного руководства] удовлетворения духовных своих [нужд] потребностей с совестью, сомнящеюся в возможности такого удовлетворения. Всё, что не от веры, грех. Ложь нельзя исправлять ложью и [никоим образом], стало быть нельзя предпочитать Григорьевство Сергианству.
С митрополитом Иосифом я нахожусь в братском общении, благодарно оценивая то, что с его именно благословения был высказан от Петроградской епархии первый протест против затеи митрополита Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности. [У предстоятелей этой епархии искали и находили руководство по смерти епископа Виктора послушные ему верующие Вятской епархии. Правда, среди них проявляются иногда крайности в отношениях к Сергианству (например перекрещивание крещенных), но эта ревность не по разуму представляется мне не как принятое у викторовцев исповедание, а как печальная случайность, порожденная личным темпераментом отдельных неразумных ревнителей]. С православными предстоятелями сей епархии находился в постоянном общении еп. Виктор при своей жизни, у них же искали и находили руководства [послушные ему] после смерти еп. Виктора послушные ему верующие Вятской епархии.
(На этом письмо обрывается)
«Православная Русь» №16, 1997.
*Под «происшествиями последнего времени», очевидно, здесь следует понимать указ Московской Патриархии от 27 декабря 1936 года, провозгласивший митрополита Сергия Патриаршим Местоблюстителем.
1/14.04.1937.
Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) Надежде Васильевне.
Надежде Васильевне
Милость Господня да будет с Вами, дорогая Надежда Васильевна! Получил и две открытки Ваши и письмо и сегодня от имени Аненьки 50 р. За все сердечно благодарю Вас, но с присланными деньгами для меня создалось моральное затруднение. Я об этом писал уже Аненьке. Дело в том, что вручивший Вам эти деньги неведом мне лично, но имя его мне известно с довольно разноречивой характеристикой. Из всего, что слышал, вывожу заключение, что это человек несколько экзальтированный и увлекающийся, ревностный и прямолинейный, что мешает ему учитывать обстановку жизненную, в которой он действует. Ваш дорогой брат, по моему мнению, пережил последнюю неприятность в значительной мере потому, что имел исполнителем своих советов этого своего друга, не проявившего достаточной осторожности и терпеливости. (Я не осуждаю его за этот недостаток, быть может, и не существующий в действительности, а только мною заподозреваемый, но) Становиться с ним в отношения, создающие некоторую зависимость, не могу и потому не могу принять от него материальную помощь. (Пусть огорчается на это и простит меня за эту осторожность, приобретенную во всяком случае горьким опытом. За молитвы и привет благодарю его и о нем имею молитвенную память). Вас приветствую с грядущими днями Страстной седмицы и от души желаю с радостью встретить Св.Пасху. М.Е. благодарит Вас за память и вас приветствует. Всегда Ваш М.К.
(Архив УКГБ КазССР по Чимкентской области, ф.1, д.02455, приложение).
_______
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
По след. делу № 7, по обвинению
Смирнова К. И. и Фокиной Л. Н. по ст. 58/10 и 58/11 УК.
19
августа 1933 года, по окончании срока ссылки в городе Гжатске Зап. области,
прибыл митрополит Смирнов Константин (он же Кирилл) Илларионович, который
задался целью воссоздания ликвидированной органами ОГПУ в 1931—1932 гг. к.-р.
организации "Истинно-православная церковь". Смирнов К. И установил
письменную связь с активными деятелем «ИПЦ» Парфением Брянских, Серафимом
Самойловичем, Дамаскиным и др., совместно с которыми приступил к разработке
программных положений организации.
В
результате продолжительной переписки с указанными архиереями уже начали
намечаться общие контуры этой программы. При обыске у Смирнова обнаружено
письмо епископа Дамаскина, в котором излагаются следующие взгляды.
…«Совершается
суд Божий над Церковью и народом русским... Совершается отбор тех истинных
воинов Христовых, кои только и смогут… противостоять самому зверю. Времена же
приблизились несомненно апокалипсические».
…«Все
наши усилия теперь должны быть направлены на установление прочных связей между
пастырями и пасомыми... и по возможности исправить совершенный грех путем
противодействия злу, до готовности даже кровию смыть грех свой».
На
вопрос об отношении к этому документу Смирнов ответил:
«Автором
письма является епископ, Дамаскин — мой единомышленник. Письмо было написано
архиепископу Серафиму Самойловичу, а в копии — мне... Смысл этих воззрений
состоит в том, что русским народом совершен общий грех перед Церковью... и
вина в этом лежит, главным образом, на духовенстве. Задача состоит в необходимости
более глубокого воспитания народа, чтобы членами Церкви были истинные
христиане… что и означает противопоставление царству злобы.
Эти
взгляды я высказывал епископам Дамаскину и Афанасию, которые были ее мною
солидарны по этому поводу».
Наряду
с этим митрополит Смирнов предпринимал и практические шаги по организации
нелегальных ячеек церковников, которые должны были явиться массовой базой организации.
Установки по организации подобных ячеек Смирнов давал неким Ивану Ивановичу,
Софье Петровне, монахам Горгонию и Паисию, следствием не установленным
В
качестве связиста между собою и указанными лицами Смирнов использовал
обвиняемую Фокину Лидию Николаевну, возвратившуюся из ссылки в июне с.г.
Отрицая организационную деятельность по созданию нелегальных ячеек, по этому
вопросу Смирнов показал:
«Весной
1934 года ко мне приезжали некий Иван Иванович и Софья Петровна и поставили
передо мной вопрос, можно ли доверять архимандриту Горгонию... Т. к. Горгоний
не был нам известен, то возник вопрос относительно иеромонаха Паисия... Спустя
месяцполтора ко мне приехал Паисий и произвел на меня благоприятное впечатление.
Поэтому, когда Фокина поехала в Москву, я просил ее зайти к Ивану Ивановичу и
передать ему, какое впечатление на меня произвел Паисий».
Допрошенная
по этому поводу Фокина заявила, что она является духовной дочерью митр.
Смирнова, на вопросы 1) В чем
выражались даваемые Смирновым поручения, 2) у кого она останавливалась,
приезжая из Гжатска в Москву, 3) что она знает о приезде в Гжатск иеромонаха
Паисия — Фокина отвечать отказалась.
На
основании изложенного:
1)
Смирнов Константин (он же Кирилл) Илларионович, 71 года (род. в 1863 г.).
беспартийный, русский, гр-н СССР, одинокий, митрополит, окончил духовную
академию, без определённых занятий, неоднократно репрессировался органами ВЧК-ОГПУ за к.-р. деятельность, до ареста проживал в г. Гжатске.
2)
Фокина Лидия Николаевна. 35 лет (род. в 1899 г.), беспартийная, русская, гр-ка
СССР, одинокая, окончила гимназию, происходит из семьи служащего, до ареста
проживала в Гжатске и служила счетоводом «Племзаготтреста», в 1931 г. была
осуждена на 3 года в ссылку по ст. 58/10 УК, —
обвиняются
в том, что пытались организовать нелегальные ячейки «ИПЦ», принимали участие в
разработке программных положений этой организации и хранили материалы к.-р.
содержания (письмо Дамаскина), т.е. в преступлениях, предусмотренных ст. ст.
58/10 и 58/11 УК.
Оперуполномоченный 3-го отделения Толстой.
Согласен: пом. нач. 3-го отделения Тимофеев.
Справка:
Смирнов К. И. и Фокина Л. К. арестованы 14/VII 1934 г. и содержатся под
стражей в Бутырском изоляторе. Письмо еп. Дамаскина в качестве вещ.
доказательства приобщено к делу.
Оперуполномоч. 3-го отд. Толстой.
Публикация
Сергея Бычкова.
Документы
взяты из уголовного дела митрополита Кирилла (Смирнова).
В
1934 году владыка Кирилл был сослан в Казахстан, где в 1937 году был вновь
арестован и постановлением тройки УНКВД по Южно-Казахстанской области
расстрелян 20 ноября в 24 часа. Вместе с ним были расстреляны митрополит Иосиф
(Петровых) и епископ Евгений (Кобранов), проходившие по тому же делу.
«Московский Церковный Вестник»
№4(91), 1993г.
В конце 1929 года СМИРНОВ, зная, что срок ссылки ему оканчивается, открыто
порывает всякое общение с Синодом, о чем пишет в Москву митроп[олиту]
Старогородскому и в копиях ставит об этом же в известность своих
единомышленников»
Архив УФСБ РФ по Красноярскому краю. Д. П-17429. Л. 52. Написание фамилии митрополита Сергия дано в соответствии с источником.
Свидание
с Митрополитом Кириллом протоиереев о. Илии Пироженко и о. Петра Новосильцева
(Письмо).
Добрейший и родной друг о Христе!
Наконец
то мы водворились в Турахании под самой Дудинкой, верст на двести севернее Ханатайки... Проезжая мимо митр. Кирилла повидались с ним — были у него в келии.
Какое у него смирение и любвеобилие. Воистину достойнейший из достойных
архипастырей. Очень ободрил он нас, наш милый благодушный старичёк, благословил
нас иконками, разрешил служить литургию, если подыщется подходящая комната,
дал нам св. мира и даже поддержал оскудевшую дорогой нашу казну, дав нам десять
рублей.
Он
сетует, что, по-видимому, его письма не доходят до адресатов, и злые языки распространяют
от его лица неправильные мнения. Он вне молитвенного общения с митр. Сергием и
одобряет и благословляет наших Воронежских, вас и всех верных. Рассказывал нам,
как всё исполненное митр. Сергием было предложено ему и он рад, что остался на
прямолинейном пути.
Дорого
нам досталось это свидание, но именно оно этим нам и дорого. В нашем станке мы
нашли едва три домика, — леса и дров уже на месте нет, хотя около аввы К. он
ещё есть родненький. Повидали мы и Преосвященного Николая Владимирского с его
двумя «викариями»: у этого старца полное единомыслие с митр. Кириллом. Большое
они оставили у нас впечатление.
Да,
большие люди, великие христиане.
Держитесь
же крепче, и тем покажите, что Вы не забываете нас. Будем в единомыслии и
Господь сохранит нас.
Преданные
Вам,
Протоиереи
Илия Пироженко и Петр Новосильцев.
?
… Нередко тогда практиковалось, что некоторых
уважаемых святителей и пастырей сопровождали в ссылки преданные им духовные
дети или просто сторонние почитатели. Из таковых общеизвестна была, например,
«матушка Евдокия», неизменная и героическая спутница по всем многообразным и
тяжёлым ссылкам знаменитого тогда митрополита Казанского Кирилла (Смирнова)…
Акты, с.
752.
Определением Временного Синода № 28 от 11 марта 1930 года митрополит Кирилл был уже не просто уволен с Казанской кафедры, но и запрещен в священнослужении «за поддержку раскола и молитвенное общение с раскольниками, за демонстративный отказ от евхаристического общения с возглавлением Русской Патриаршей Церкви и неподчинение Заместителю». Сообщение об этом содержалось в указе митрополита Сергия от 22 марта 1937 года. В нем этим запрещением мотивировался отвод митрополита Кирилла от должности Патриаршего Местоблюстителя после сообщения о кончине митрополита Петра (см.: Голос Литовской православной епархии. 1937. № 3-4. С. 22).